— А и вот скажи-ка мне, Сергей батькович, жанат ли, иль баба есть, дети, родители, работаешь где, живешь как, много ль пьешь? — напевной скороговоркой выдохнула баба Надя.
"Ох, не расплатишься за творожок и сливочки", — покачал головой дебил.
"Засада", — уныло согласился Сергей.
— Не женат, детей нет, родители… родители живы-здоровы, — с легкой запинкой оттарабанил Сергей. — Работаю, ну, работаю, да. В конторе одной. Э-э-э, экономистом, — признаваться бабке, что является трейдером, зарабатывающим себе и другим на валютном рынке, он не решился. Во-первых, бабка все равно не поймет сути его деятельности, во-вторых, еще подумает, чего доброго, что он миллионер, гребущий деньги лопатой, не-е-е, чур-чур, обойдемся без подробностей.
— Экономистом? — удивилась бабка, окинув его внимательным взглядом с головы до ног. — Ох, горемычный. Да как же тебя угораздило-то? Аль совсем со здоровьем плохо?
И столько неподдельного сострадания и участия было в ее глазах, что Сергей невольно ощутил себя и правда беднягой горемычным. Но пересилил жалость к себе и все же спросил:
— А что не так с профессией экономиста?
— Да как же? — снова поразилась недогадливости гостя бабка. — Это ж какой нормальный здоровый мужик пойдет с бумажками ковыряться в пыльном кабинете, а? Токмо с детства хилый да болезный. Здоровые, оне вон в армию идут, в полицию, али там инженером на завод, егерем опять же, да на лесопилку. А хучь и трактористом — тоже здоровья немало надо, особливо по страде-то. Оно ж как — сильные должны работать работу для сильных, а слабые — для слабых. Вот и спрашиваю — болел небось в детстве?
На такую нехитрую бабкину логику Сергей даже не нашелся, что сказать. В голове мелькали аргументы вместе с фактами о механизации и автоматизации множества работ, требующих простой грубой силы, и о редкости таланта, вернее сказать, настоящего нюха на прибыль от заключаемой сделки, без которой ни один брокер не продержится и сезона на бирже. Но все их пришлось проглотить. Именно в этот момент Сергей понял смысл присказки, которую однажды услышал от одной знакомой женщины, рассказавшей, как переспала с мужиком, который ей ну вот ни капельки не нравился: "Ой, да ему легче дать, чем объяснить, почему не хочешь".
— Болел, — "чистосердечно" выдал страшную тайну допрашиваемый.
— А чем болел-то? Свинкой болел? А желтухой? А этой, как ить ее, краснухой, во, — не унималась интервьюэрша.
"Она точно не из военкомата?" — опасливо поежился дебил.
"Пора линять", — принял решение наевшийся пленник.
— Э-э-э, Надежда, простите, не знаю, как по отчеству. Вы меня простите, очень вкусно было, правда. И интересно. Но, знаете, у меня тут дел еще немало. Сами понимаете — только приехал, не все распаковал. Творог — вкуснейший, в городе такого не найдешь. Если позволите, я был бы рад покупать именно у Вас два-три раза в неделю. И молоко. И сливки тоже, — проговаривая все это, Сергей прижал руку к сердцу, как бы подчеркивая искренность своих слов, и начал медленно привставать со стула. Процесс этот он старался произвести со скоростью знаменитого Махмуда Эсамбаева в его знаменитом "Золотом боге", то есть так, чтобы бабка и не увидела, что он встает до ее разрешения.
— Ага, ну ладно, коль спешишь, — неожиданно легко смилостивилась соседка. — Ток ты так и не ответил — баба есть аль нет?
"…ты, Сергуня, деда слушай и на ус на свой сопливый-то мотай, — выдыхая горько-сладкий густой дым собственноручно выращиваемого самосада, басил дед — станичный атаман из самой что ни на есть настоящей кубанской вольницы. — Баба должна быть жопаста и титяста. Шобы, значицо, сынов тебе крепких рОдить и выкормить, понял? А енти вот нонче модные моли бледные — тьху одним словом. Смотреть-то глазам больно, а уж вдуть так и вовсе страшно — а ну как сломаитцо? И цыть мне. Не кривися, малой больно, на деда кривиться. Сам вот подумай, — и дед начал загибать мозолистые узловатые пальцы, которыми, несмотря на почтенный девятый десяток, по-прежнему мог согнуть пусть не подкову, но нехилый такой железный пруток: — Днем хто по хозяйству цельный день крутится? Баба. А за скотиной ходит да жрать на всю семью хто готовит? Баба. А детей кто рожает? А ночью к ребетенку хто первым подрывается? Опять же баба. А ежель в ей весу три пуда от силы — откеля мОчи взяться? А окромя ребетенка ночью ей ишшо мужика своего обскакать надо? Надо. А иначе мужик другую пойдеть объезжать, а ты шо думал? Мужик — скотина-то норовистая, ему рука крепкая нужна, такая, шоб и за чуб, и за корень могла оттаскать так, чтобы спал токмо на своей лавке и пузыри счастливые во сне пускал…"