При ужении сазана по открытой воде донка обычной конструкции имеет ряд преимуществ перед удочкой. Главное — создается необходимая дистанция между этой весьма осторожной, пугливой рыбой и рыболовом. Еще одно — «угощенье» подается на «стол», которым сазан привык пользоваться — то есть на дно. В теплое время, в предрассветные и закатные часы сазан наведывается на прибрежные, мелкие участки водоема, которые намного богаче кормом сумеречного глубоководья. При условии хорошей маскировки, своевременной подкормки (на течении — глиняными колобками, в которые закатаны каша, рубленые черви, мелкий опарыш, жмых и т. п.) можно попытаться ловить на удочку, опуская крючки с насадкой на дно. Но поднявшееся над горизонтом солнце высветит, сделает заметными сазану и склоненное к воде удилище, и леску, и поплавок. Донка — снасть более скрытая, леску можно взять потолще, понадежнее.
Из насадок и наживок годится почти все, применяемое для ловли карповых, за исключением разве что самых миниатюрных. Мотыля не насадишь на крупный сазаний крючок, он малозаметен и скорее будет отыскан на дне какой-нибудь мелкой рыбешкой. Вообще говоря, мелочь, которая вертится у крючков, теребит насадку — сильная помеха при ловле серьезной рыбы. По этой причине зеленая горошина, распаренные зерна кукурузы, крупная личинка майского жука — хрущ, или, как ее еще называют, сальник, раковая шейка могут оказаться предпочтительнее универсального земляного червя. Кубики вареного, но с сырцой картофеля считаются незаменимыми при ужении карпа и сазана, другая рыба проявляет к ним меньший интерес, а мелюзге они и вовсе не по зубам. В Средней Азии сазана ловят на пресноводную креветку и рыбку гамбузию (вот и говори, что сазан не хищник!), в низовьях Дона и Кубани — на так называемого плавневого червя необычного, зеленоватого цвета. Часто применяются и разнообразные «гамбургеры»: хлеб с подмешанной сухой дафнией (этот корм для аквариумных рыб продается в магазинах «Природа»); мотыль, осторожно, чтобы не надорвать кожицу, закатанный в хлебный шарик, и т. д.
Сазанов ловят в реках, каналах, водохранилищах, начиная с весны и на протяжении всего лета, на юге — до поздней осени, когда предчувствие зимы, сбив потяжелевших, нагулявших жир рыб в стаи, гонит их хорониться в берлоги — зимовальные ямы. Здесь, вяло пошевеливая плавниками, нередко бок о бок и в несколько этажей, чуть ли не на голове друг у друга, сазаны пережидают суровую пору. Считается, что зима — период полного бесклевья и безработицы для сазанятников. Но, видимо, что-то происходит в природе, нарушена сцепка каких-то колесиков мироздания: неурочный клев сазанов все чаще отмечается не только в теплых водоемах юга, но и севернее — в Черноземье, на Урале. Со льда удят их на притоках Дона — Красивой Мече, Хопре, Воронеже и в самом Дону, соблазняя связанным в пучки рубиновым мотылем и жмыхом в качестве привады. Судя по спуску снасти — до пяти метров, наличию на дне коряжника, такая ловля объясняется близостью зимних стоянок. Это похоже на завтрак в постель: вы еще и глаз не открыли, а перед вами поднос с гренками и кофе… Но все равно удивительное, невиданное дело — извлекать пудового сазана из лунки!
Есть в жизни нашего героя период, когда к нему лучше не соваться со своими крючками, грузилами, подсаками, привадами. Влюбленному сазану не мил даже вареный картофель, обожаемый им во все прочие моменты жизни. Любовь, как известно, не картошка… Чувство это накатывает на сазана регулярно, едва достигнуто совершеннолетие — обычно на третью от рождения весну. Стоит воде прогреться до 13―15 градусов, заросли прибрежной травы начинают качаться даже в тихую погоду: это сазаны играют свадьбы. Вблизи сазанью свадьбу наблюдать мне никогда не доводилось, поэтому процитирую более удачливого натуралиста, хабаровчанина Е. Фадеева:
«Когда оба косяка достигли кромки затопленной травы, мы рассмотрели, что это стаи крупных сазанов, косяки разбились на более мелкие группы. Что здесь началось — трудно передать! Брызги летели выше травы, сама трава все время шевелилась. Стоял сильный шум от беспрерывных мощных всплесков. …Одна рыба довольно-таки спокойно и медленно плыла вдоль берега, а штук восемь других выделывали вокруг нее всякие кренделя. Хвостами били по траве и воде, всем телом бросались на кочки, на мгновенье замирали и снова бросались вперед, становясь то на хвост, то на голову…»