Абрам, пошатываясь, подошёл к столу и налил из початой бутылки в рюмку водку.
— Луговая, дом два, — сказал он. — Доктор Сашка.
Все расхохотались. Не смеялась одна баба Маня.
— Откуль же мне знать, что тут ходят люди, ваксой намазанные? — бормотала она. — У нас таких сроду не было…
— Ну, за макрель! — провозгласил Николай.
— Хороший Новый год получился, — согласился Иван.
— Жена спросит, где была? — посмотрел на них Абрам. — Я скажу, Луговая, дом два. Макрель ловила.
— И поймала, — хмыкнул доктор Сашка.
В углу комнаты, прижав уши, расправлялся с ершами хозяйский кот.
За окном громыхнул салют. Люди отмечали наступление Нового года.
Диана
О том, как живут люди в Германии, я узнал в Болгарии. И дело совсем не в том, что в первой и второй мировых войнах Болгария воевала на стороне Германии. Отдыхая в Созополе под Бургасом, я познакомился с Виктором, русским человеком, живущим в Германии.
Появление Виктора на пляже было если не триумфальным, то во всяком случае величественным. С большой сумкой в руках он шёл во главе семейства. Жена несла сумку поменьше. Девочка-подросток тащила пляжный зонт. Пятилетний мальчик замыкал процессию подобно эсминцу, охраняющему флагман эскадры. Виктор был в капитанской фуражке, на груди у него болтался огромный бинокль.
Эскадра уверенно рассекла море из людских тел и бросила якорь возле зонта, под которым расположился я. Из сумок были извлечены три больших полотенца, Виктор установил зонт.
— Купаться, — отдал приказ капитан.
Семейство ушло в море.
Виктор взял в руки бинокль и навёл на спасателя с чудовищно развитыми мышцами. Тот со зверским выражением лица хватал маленького мальчика и швырял в море. Пацанёнок с восторженным визгом шлёпался в воду. Я знал, что спасатель играет с сынишкой, и не обращал на них внимания.
— Неужели он ещё ни на кого не нарвался? — посмотрел на него Виктор.
Он безошибочно определил во мне соплеменника, но я этому не удивился. Наш брат хорошо виден даже среди голых.
— Кто? — спросил я.
— Вон тот качок, — показал на спасателя Виктор.
У Виктора тоже хорошая мускулатура, но он был спасателю по плечо.
— Нарвётся, — сказал я.
— Конечно, — кивнул головой капитан. — У нас в Германии он сразу получил бы по кумполу.
— Давно там живёшь? — спросил я.
— Двенадцать лет. Жена казахстанская немка, а я из Оренбурга.
— Хороший город, — кивнул я. — Родина Черномырдина.
— Это кто? — покосился на меня Виктор.
— Газовый король, — сказал я. — Теперь дипломат.
— Много денег в кармане?
— Писали, не один миллиард.
— Долларов?! — разинул рот Виктор.
— Да у нас миллиардеров, как собак нерезаных, — сказал я. — Один сейчас в тюрьме сидит.
— Абрамович? — проявил осведомлённость Виктор.
— Этот в Англии футбольную команду купил.
— Ага… — повертел в руках бинокль Виктор. — У нас миллиардеров немного.
— Конечно, — согласился я. — Разве немцы догадаются разложить по карманам национальное достояние? Это только русским под силу.
— Кое-что до нас доходит, но чтоб в кармане был миллиард… — почесал он затылок. — В Москве, говорят, шестисотых «мерседесов» больше, чем во всей Германии.
— В Германии? — хмыкнул я. — Их у нас больше, чем во всей Европе. А то и в мире. Всё ближнее Подмосковье застроено особняками по миллиону долларов.
— В Германии так только профессора живут, — сказал Виктор. — У кого голова хорошо соображает. А таких ведь немного. У вас тоже профессора на шестисотых разъезжают?
— У нас в основном бандиты.
— Бандитов надо в тюрьму сажать.
— Чтоб не посадили, они становятся депутатами. Некоторые в губернаторы пролезли.
— Да, я слышал, — кивнул Виктор. — Если один бандит станет губернатором, это сколько ж братков он от тюрьмы отмажет?
— У нас бандиты уже целыми регионами управляют.
— Комического артиста выбрали губернатором, — рассмеялся капитан. — Я свою мать зову к себе, но она не хочет. Говорит, восьмидесяти долларов ей хватает.
— У нас денег не хватает только миллиардерам, — согласился я. — Но ты, я вижу, хорошо устроился.
— Неплохо, — скромно опустил он глаза. — В Германии если есть работа — можно жить.
— Чем занимаешься?
— Работаю в фирме, опыляющей виноградники. Про мозельские вина слыхал?
— А как же, — сказал я. — Говорят, хорошие. Лично я пью крымские.
— О, крымские! — оживился Виктор. — Я, правда, больше люблю водку.
— Кто же её не любит, — сказал я. — Но в жару можно и вина выпить.
— Если дадут, — посмотрел на выходящее из воды семейство Виктор. — Я литр выпиваю без напряга.
— В Грузии за ночь выпивают по пять, — сказал я, — но белого. Идёт легче.
— В красном сахар задавливает, — тоном знатока сказал Виктор. — Надо бы здешнего попробовать.
Я пожал плечами. В принципе, меня в Болгарии устраивала «Плиска».
— В прошлом году мы отдыхали на Золотых песках под Варной. Кошмар! — сказал Виктор и посмотрел на жену, приглашая её принять участие в разговоре.
— Что так? — спросил я.
— Не курорт, а резервация! — махнул он рукой. — Согнали всех в одно место. А мне немцы и в Германии надоели.
— Там и турки есть, — сказал я.
— Турки им страну отстроили, — поднял палец Виктор. — Теперь имеют полное право на проживание.
Я согласно кивнул головой. В феврале я неделю прожил во Франкфурте-на-Майне, и меня поразило обилие темнокожих на улицах финансовой столицы Европы. То ли индусам, то ли пакистанцам принадлежала и гостиница «Савой», в которой я жил.
— Сейчас немцы предпочитают жениться на чёрных, — будто подслушав мои мысли, сказал Виктор.
— Почему? — спросил я.
— А ты немок видел?
Немок я видел. Но если бы мне предложили на выбор немку и негритянку, я всё-таки выбрал бы белую.
— Современных немок семья не интересует, — растолковал Виктор. — Пьют, курят, гуляют. В газетах полно брачных объявлений — жён ищут. Некоторые на русских женятся.
— Это они зря, — сказал я.
Жена Виктора засмеялась. Виктор посмотрел на неё, но ничего не сказал.
— Чем ты занимаешься в своей фирме? — сменил я тему разговора.
— Вертолёты крашу. Вообще-то я электрик, но для того, чтобы работать по специальности, надо было экзамен сдавать.
— Не захотел?
— Так он же на немецком! Я в Германии говорю по-русски.
Жена что-то сказала по-немецки мальчику. Тот надел пляжные тапочки.
— Пусть он по-немецки шпарит, — кивнул на сына Виктор. — Чем только я не занимался, пока не пристроился. Машины в Калининград гонял, сараи строил… Но теперь всё в порядке. Недавно шефу машину покрасил.
— Доволен?
— А то! В этом году закон страшный приняли, уравняли в правах старых и новых эмигрантов. Многие ребята, с которыми я начинал, на социалку сели.
— Это что значит?
— Живут на одно пособие. А я крашу и в ус не дую.
— Несправедливый закон, — сказала жена. — Не учитывается прежний трудовой стаж.
По-русски она говорила вполне сносно.
— Забастовки начались! — вскочил на ноги Виктор. — А что осенью будет… Феликс, сойди с дядиной одежды!
Мальчик его не понял. Жена повторила по-немецки, и Феликс, сердито посмотрев на меня, сделал шаг в сторону.
— Ничего, — сказал я. — Подтянут уровень жизни на восточных территориях, потом станут эмигрантам помогать.
— Его ещё пятьдесят лет подтягивать будут, — хмыкнула жена. — На востоке полная разруха!
«Если в бывшей ГДР разруха, тогда что у нас? — подумал я. — А она газеты читает. Или телевизор смотрит».