– Утомить?! Меня? Ваш рассказ был изумителен! – Оказалось невозможным слушать Дэниэла и не заразиться его энтузиазмом.
Взгляд Стрэйхена сделался колючим.
– Так он, стало быть, вас не опечалил?
– Вы… хотите сказать… из-за Дэвида? – Стрэйхен кивнул, и она попыталась объяснить свои чувства ему, да и себе заодно: – У вас все звучало по-другому… ваш рассказ так эмоционален. Теперь я понимаю, что заставляет вас мириться с дурными номерами в гостиницах и телефонными звонками на рассвете – не говоря уже о ваших гуннах, которые имеют обыкновение орать: «Эй, Профессор…» – Она внезапно замолчала. – Кстати, почему этот парень назвал вас Профессор?
Он пожал плечами, давая понять, что вряд ли стоит обсуждать еще и его прозвище.
– Меня так прозвали, когда я играл за основной состав. Вы же знаете, каковы эти журналисты. – Он намеренно сделал ударение на последнем слове. – Они любят швыряться прозвищами направо-налево. Это создает им ореол знатоков человеческих душ. У нас в команде бытует шутка, что новичка принимают в команду, лишь когда прозвище окончательно к нему прилипает. Одного парня у нас в этом году приняли.
– Правда? – Она ответила улыбкой на улыбку Стрэйхена. – Расскажите, прошу вас.
Дэниэл с большим воодушевлением пустился в объяснения:
– Люк Уолкер – так его зовут. Он родом из Индианы. Его конек – хук. И не просто хук, а верхний. При этом Уолкер взмывает чуть не под потолок. Ну его и прозвали «хукер из поднебесья».
Опершись локтем о столешницу, Ния положила подбородок на ладонь.
– Это что же получается? Люк Уолкер – «хукер из поднебесья»? Вы, часом, не шутите? – Дэниэл отрицательно покачал головой. – Ну тогда это явный перебор… Впрочем, мы отвлеклись. Давайте вернемся к Профессору. Каким образом вы заполучили это прозвище?
Дэниэл внимательно на нее посмотрел. Если эта женщина думает, что ей удастся – прикрываясь баскетбольной тематикой – вытянуть из него сведения личного характера, то она ошибается. Однако что-то объяснить все же было надо – и он заговорил, тщательно подбирая слова:
– Я, видите ли, всегда любил читать – и читал везде: в самолете, в ожидании автобуса, и всегда, когда у меня было свободное время. Когда мы приезжали в какой-нибудь город, я часто сбегал от всех в местную библиотеку. Существует и такой способ, чтобы побыть в одиночестве.
Это Ния понимала. Она и сама временами искала убежища от суеты в стенах библиотеки или читального зала.
– Мне знакомо подобное чувство. Но… мне кажется, что за этой кличкой скрывается нечто большее.
Прежде чем продолжить свое повествование, Дэниэл некоторое время колебался, но потом скороговоркой произнес:
– Это правда. Я еще и посещал лекции в Гарварде – когда мне удавалось скоординировать расписание лекций со своим собственным распорядком дня. Ребята часто заставали меня с учебниками в руках.
Лицо Нии просветлело, стоило ей представить себе сценку такого рода.
– Вот как? Но это же здорово! И что же вы изучали? – Ния была заинтригована до крайности. Это был совершенно неожиданный поворот в карьере профессионального спортсмена.
Дэниэл понял, что зашел слишком далеко, поэтому снова помолчал с минуту, чтобы перевести дух. Потом очень медленно он выложил главное:
– Психологию. Человеческое поведение. – Сказал – и пристально на нее посмотрел, желая узнать, какая будет реакция. Потом добавил: – Мне хотелось знать, что побуждает человека совершать те или иные поступки.
Ния была не в силах скрыть улыбку, которая помимо ее воли появилась у нее на лице.
– Так вот почему вы задавали мне столько вопросов по поводу моей личной жизни… и о наших с Дэвидом отношениях. Вы подвергали меня анализу! – В ее голосе, правда, можно было при желании расслышать нотки осуждения, но она при этом не испытывала ни досады, ни неловкости.
– Нет, Антония, – он с удовольствием произносил ее имя, – я просто хотел вас понять.
Ния слышала, что он говорил, но ее тревожили не столько слова, сколько то, что за ними скрывалось. С какой это, спрашивается, стати ему понадобилось ее «понимать»? Чего ему хотелось от нее добиться? Кем она была для него – другом или врагом? Просто женщиной – или писательницей, журналисткой? Неужели он тоже боялся выявить свою истинную сущность, как этого боялась она?
По мере того как Ния задавала себе все эти вопросы, взгляд ее становился все больше и больше отсутствующим. Глаза Дэниэла тоже делались непроницаемыми, что косвенно подтверждало опасения Нии. Хотя за обедом они вели себя вполне раскованно, но, когда дело касалось личного, каждый из них норовил замкнуться в своей скорлупе.
Установившееся напряженное молчание первым прервал Дэниэл. Он, кашлянув, сказал:
– Знаете что, давайте я помогу вам убрать посуду. – После чего поднялся на ноги, нависая над столом, словно пожарная каланча.
Ния, заряженная нервной энергией от только что завершившегося разговора, отреагировала моментально.
– Благодарю вас, не надо. Я сама об этом позабочусь – попозже. – Интуитивно она понимала, что ей очень понадобится это время, в течение которого она будет делать уборку и думать о Дэниэле. После того, разумеется, как он уйдет. Гость, однако, оставил ее слова без внимания и принялся составлять тарелки одна в другую, а потом отправился на кухню.
– Дэниэл… прошу вас! – запротестовала Ния. – В этом нет никакой необходимости.
Поставив поднос с посудой на стойку маленького кухонного бара, Дэниэл закатал рукава свитера, расстегнул манжеты на рубашке и поддернул рукава вверх.
– Я займусь мытьем сковородки, – прокричал он из кухни, – а посуду вы помоете сами – потом, когда на вас найдет такой стих.
Если бы Ния могла нормально говорить в тот момент, когда она вошла на кухню, она, конечно же, стала бы возражать. Но у нее вдруг перехватило горло. Она увидела обнаженные руки Дэниэла – сильные, без капли жира на мышцах, поросшие темными волосами – как это и полагалось мужчине. Дэниэл в этот момент как раз потянулся, чтобы включить в раковине воду. Глаза Нии проследили за его движением – руки Дэниэла притягивали ее внимание, словно магниты. Какая, интересно, женщина в здравом уме отказалась бы от того, чтобы эти руки ее ласкали и прижимали к крепкой, такой же мускулистой груди?
Ах, эти руки – такие надежные, теплые, сильные… Она шумно вздохнула – так ее взволновало это зрелище. Тряхнув головой, она сбежала из кухни в гостиную. Усевшись на диванчик и обложив себя со всех сторон подушками, она стала думать о Дэниэле Стрэйхене. Как ему удалось создать у нее такое странное ощущение, воображение буквально рисовало ей самые страстные сцены. Право, она и не помнит, чтобы такое случалось с ней хоть когда-нибудь. В чем природа его власти над ней, которая чуть ли не повергла ее к его стопам? Даже сейчас, когда она находилась от него на почтительном расстоянии, одно только воспоминание о его теплой обнаженной коже вызывало у нее мурашки. Дэниэл возбуждал ее, даже когда она просто о нем думала. Это чувство одновременно было приятным и ужасало ее. Как ей было примирить в себе то и другое?
Бездумно разглядывая длинные, словно выточенные из слоновой кости пальцы и не замечая ничего вокруг, она вдруг ощутила у себя на шее теплое дыхание и мгновенно очутилась в нежных объятиях.
– С вами все в порядке, Ния? – прошептал он, присаживаясь на край дивана и вглядываясь в ее лицо. Что он делал там, на кухне? Каких демонов выпустил на волю, шаркая скребком по тефлоновому днищу ее сковородки?
Она кивнула, продолжая молить провидение о том, чтобы оно заставило Дэниэла убрать руку с ее плеча и тем самым спасти их обоих от греха. Сама она никак не могла попросить Стрэйхена об этом – у нее просто не было для этого сил. Тем временем его пальцы задвигались и начали массировать ей шею долгими, сильными поглаживаниями, изгоняя напряжение и пробуждая желание, которое горячими волнами стало растекаться по ее телу. Она прикрыла глаза и неожиданно услышала протяжный стон – или, кто знает, может, это был призывный возглас – и лишь мгновением позже поняла, что это был ее собственный голос.