Как только двери лифта открылись, волосы на моем затылке встали дыбом. Помещение было пустым и темным, освещенным исключительно люминесцентными лампами, которые доходили только до стола библиотекаря и первых нескольких стеллажей, после чего погружались в непроглядную тьму. Потолок был низким, и в помещении царила тишина, за исключением звуков моего дыхания. Ни окон, ни естественного света.
Я прошла мимо стеллажей, просматривая номера и первые буквы. Когда я подошла к месту где свет не горел, я остановилась. Датчики света должны были уловить движение и включиться, но непроглядная тьма оставалась. Я осторожно протянула руку, но свет не загорелся. Осторожно я сделала несколько шагов вперед, и на мгновение меня поглотила дезориентирующая темнота. Но потом он все таки зажегся, и я снова оказалась под белым светом.
После нескольких минут поисков я заметила мягкий оранжевый свет, льющийся в проходе между стеллажами. Здесь был кто-то еще — или в библиотеке установили временный свет, чтобы помочь первокурсникам не сбиться с пути. Я заглянула за стеллажи и замерла.
Риккард сидел на корточках, положив книгу на колено, и подсвечивал слова зажигалкой.
Я немного понаблюдала за ним, списав внезапное затруднение дыхания на то, что я находилась под землей. Физически он выглядел, как всегда, великолепно. Ниспадающие на лоб золотистые пряди, вязаный кремовый свитер и темно-коричневые брюки. Но больше всего меня заинтересовало его выражение лица. Его брови были нахмурены, губы сжаты в плотную линию.
Внутренний голос подсказывал мне, что нужно идти дальше, не обращать на него внимания, но мои ноги уже приближались к нему.
— Риккард?
Он напрягся и поднял голову. Как только он увидел, что это я, его лицо расплылось в улыбке.
— Il Penseroso, ты преследуешь меня?
Я почувствовала, что мои губы дрогнули.
— Нет. Я пришла сюда за книгой.
— Ну конечно, — Риккард поднялся во весь рост. Когда он понял, что свет включен, он сунул зажигалку в карман.
— Ты меня не слышал?
— Мое внимание было занято другим, — признался он. Он отвернул от меня обложку, чтобы я не видела названия.
— Что ты читаешь?
Почему это заставило тебя хмуриться? Вот, что я имела в виду.
— Просто какую-то ерунду для занятий, — он положил книгу обратно на полку и повернулся ко мне лицом.
— О? — я шагнула мимо него, чтобы взглянуть на книгу. — Масоны в современном мире? Звучит интересно.
— Не особенно.
Я посмотрела на него и вздрогнула, осознав, как близко мы находимся. Мой нос был в нескольких сантиметрах от его груди. Его запах заполнил все мои чувства: кедр с нотками мандарина, навевающий образы пыльных библиотек, залитых тёплым солнечным светом, и спелых апельсинов летом.
Я медленно повернула шею вверх, вглядываясь в его лицо. На многое хотелось смотреть: на его кадык, на белый шрам на подбородке, на упавшую ресницу на щеке. Вены на его шее напряглись под моим пристальным взглядом, и я представила, как провожу пальцем вниз по впадинке у него на горле к груди.
Мой взгляд остановился на его губах. Слегка потрескавшиеся от холода, но розовые и мягкие. Губы были не изогнуты в привычной надменной улыбке, а слегка приоткрыты.
Странно, но все, о чем я могла думать, это о «Трех традициях». Три развратных действия, которые совершали студенты Гарварда, чтобы получить максимум удовольствия от пребывания в университете. Они включали в себя писание на статую Джона Гарварда, бег под названием «Первобытный крик14» и... секс в стеллажах Вайднера.
Я встретила его взгляд, проверяя, нет ли в нем неуверенности, но встретила только его темный голодный взгляд. Я медленно поднялась на цыпочки.
Один поцелуй. Мягкий, быстрый.
Я отпрянула, покраснев. Риккард не шелохнулся, мне показалось, что он даже не дышит.