Тук.
Я выскользнула из-под одеяла и выглянула за шторы. Уличные фонари освещали часть двора, отбрасывая зловещие тени и создавая очаги темноты. Под моим окном стояла фигура, высокая и наполовину скрытая ночью.
Я раздвинула шторы, толкнула окно и шепотом крикнула: — У тебя будут неприятности.
Риккард подошел на шаг ближе, позволяя мне лучше разглядеть его лицо. Его ухмылка не сулила ничего, кроме неприятностей.
— Открой окно пошире, — сказал он, — я поднимаюсь.
Я выполнила его просьбу и сделала шаг назад. Раздалось негромкое ругательство, шарканье, а затем через подоконник, перекинув свои длинные ноги, в комнату влетел Риккард. На нем были джинсы и коричневый свитер, волосы были в беспорядке.
— Что ты здесь делаешь?
Он улыбнулся мне.
— Я хотел увидеть тебя, прежде чем ты уедешь.
Удовольствие просочилось сквозь меня, и я невольно улыбнулась.
— Я как раз собиралась ложиться спать.
— Не позволяй мне остановить тебя, — его взгляд упал на мою ночную рубашку. Сахар дразняще называла её бабушкиной пижамой из-за длины до колен и кружевных рукавов, и хотя обычно я любила свою ночную рубашку, мне вдруг захотелось надеть что-то более... ну, менее бабушкино. — Ты выглядишь мило.
Мое лицо покрылось румянцем, и я быстро сменила тему.
— Если тебя застанут в женском общежитии...
Риккард слушал меня вполуха. Все его внимание было приковано к моей комнате, его глаза жадно блуждали по небольшому пространству. Наша с Сахар комната в общежитии не представляла собой ничего особенного: две кровати по обе стороны, письменные столы, большое эркерное окно в середине дальней стены. Тем не менее, это было мое личное пространство, мое гнездышко, и присутствие здесь Риккарда казалось слишком интимным. Он казался слишком большим для этого места, хотя физически он вполне подходил.
— Итак, это твоя комната... — сказал он, взяв в руки книгу, лежавшую на моей прикроватной тумбочке, «Птица смерти» Харлана Эллисона. — В мире есть только одно настоящее зло: посредственность.
Риккард осмотрел обувь, расставленную под моей кроватью, смятые простыни и остановился только тогда, когда подошел к фотографии в рамке на прикроватной тумбочке.
— Твоя семья?
— Мои тетя, дядя и сестра, Эдвина, — сказала я, а затем добавила: — Тебе, наверное, пора идти, Риккард, — мой тон не подтверждал моего заявления.
— Я еще не закончил осмотр.
Риккард подошел к моему столу, провел пальцами по открытому учебнику и незаконченным конспектам.
— Во сколько ты завтра уезжаешь?
— В одиннадцать, — я прижалась спиной к кровати Сахар. — Здесь слишком холодно, чтобы бродить в одном свитере.
— Никто не беспокоится обо мне так, как ты, Il Penseroso, — размышлял он.
— Даже твой отец?
Риккард бросил на меня многозначительный взгляд, после чего продолжил свой осмотр.
— Ты ему понравилась.
— Мм...
Он сделал паузу.
— Что означает «мм»?
— Я не думаю, что его мнение имеет большой вес. В конце концов, он считает, что ему не следует беспокоиться о тебе.
Я пыталась заставить Риккарда улыбнуться, но он повернулся ко мне с таким выражением лица, что оно резануло меня прямо по сердцу. На мгновение я представила его мальчиком: более диким, более мягким, наследником империи, у которого не было иного выбора, кроме как унаследовать ее. Мальчик, у которого был отец, не беспокоившийся о его порезах и синяках.
В комнате повисла тишина. Риккард застыл на месте, глаза его не двигались.
Я протянула руку и шагнула к нему.
— Здесь слишком холодно. Пойдем в постель.