А теперь я расскажу вам, как мы с Мики в первый раз трахались. Для мужчины и женщины, состоящих в связи, это многое значит. Для мужчины и женщины, состоящих в связи, это ничего не значит. Женщины в основном не кончают — скорее всего потому, что не так-то просто держать в руке незнакомый член, а мужчины в основном кончают, но их всегда мучает вопрос, а действительно ли они были супер, потому что они думают, да, конечно, она кончила, потому что кричала и все такое, но тем не менее они подозревают, что, может быть, она и не кончила. И эта неизвестность их мучает. Поэтому она должна уверять его, что он был просто супер. Именно супер. Ну типа, пальчики оближешь, как сказал бы один мой приятель из Сплита, я его очень люблю, но к этой истории он не имеет отношения. Да. Короче, я расстегнула то самое платье, продемонстрировала грудь в черном бюстгальтере, и шелковое боди, и колготки. Если бы это было в кинофильме, то Мики, обезумев от страсти, бросился бы на меня, разодрал на мне белье, швырнул меня в кресло и оттрахал. Он бы стонал, я бы стонала, а потом одновременно, потому что на кой хрен тогда нужен оргазм, если не одновременно, мы бы с рычанием кончили. Но это в кинофильме. Мы-то были не в кинофильме, и Мики это вовсе не умопомрачительный Клинт Иствуд, который ебёт все живое. Мики адвокат, у которого, я тогда этого не знала, нет денег даже на то, чтобы заплатить вступительный взнос в адвокатскую палату. Другими словами, он всего лишь хорошо одетая церковная мышь. Кинофильмы иногда человека обманывают. Мики просто смотрел на меня. «Не понял», — сказал он, когда я сказала ему: «Трахни меня». «Трахни меня», — повторила я. Он продолжал смотреть на меня. Не то чтобы без интереса, нет, но как-то растерянно. И время от времени бросал взгляд в сторону окна. Хотя жалюзи были почти полностью закрыты. Я вовсе не чувствовала себя глупо. Я уже вам говорила. Мне было безразлично. Если он меня оттрахает, хорошо. Если отвергнет, тоже хорошо. Мики меня не отверг. Он просто сказал: «Не понял». И таким образом вернул мне мяч. И теперь я должна была объяснять, что хотел сказать автор. А это всегда очень трудно. Автор, как правило, ничего не хотел сказать. Автор просто написал, а объясняет кто-нибудь другой. Его главную мысль. Красную нить. В этой истории автором была я. И теперь мне предлагалось быть еще и «преподавателем хорватского или сербского языка и литературы». Как написано в моем дипломе. Из педагогического… Вот ведь какая дерьмовая ситуация. И я некоторое время смотрела на него, в расстегнутом платье и в своем дурацком бюстгальтере, боди и колготках. Я себя чувствовала примерно так же, как эксгибиционист в парке, который, завидев идущую навстречу монашку, распахивает плащ и демонстрирует здоровенный член, а она, вместо того чтобы закричать от ужаса и схватиться за четки или еще что-нибудь, что висит на ее невинной девичьей шее, останавливается, поправляет очки, берет указательным и большим пальцем его член и начинает разглядывать с интересом естествоиспытателя. Да, я чувствовала себя именно так. Как эксгибиционист, у которого монашка изучает член. Неприятное чувство. Тогда я села на стул для клиентов. Мики сидел в кресле из поддельной кожи, но он в то время еще не знал, что она поддельная. Нельзя сказать, что я рухнула на этот стул. И перевела дух. Нет, я просто села. Не застегнувшись. И сказала: