Они с нами в Лозинац. Как куме-то, в ее семьдесят лет? Из машины вылезти не может. Тут они помогли ей. Мне говорит — нужно ли меня выгружать из машины. Говорю я: «Не нужно. Могу еще и сама». Вылезаю. Идем в амбулаторию. Как дождь был — воды полно. Стекол нет. Веревкой какой-то перегорожено. Прошли. Тот самый Мрдаль стоит в нашей амбулатории, но я его тут же узнала, что откуда-то его знаю. Говорит он мне, Мрдаль: давай, говорит, рассказывай нам. Говорю: «Не могу. Погодите, пока немного передохну, все вам расскажу». А он спрашивает того четника, что где мы были. А он им отвечает: «Сто пушек, сто минометов, сто винтовок их не берет, и самолетами их не возьмешь». А я думаю — мы тоже вам не все открыли. Открыли одно место, а другое нет. А тут!.. Приходит Милан! Шея — так они его звали. Вижу, человек мне знаком. Усмехается. Все на меня смотрит и тут как ударит меня по плечу. Говорит: «Вам от нас не уйти». Я говорю: «А мы и не собираемся никуда». Спрашивает меня, что где мои документы. «Нету, братья все сожгли, ничего у меня нету». Спрашиваю, что, есть свободный путь до Задра? Нет. А докуда, говорю, есть? Есть, говорит, до Загреба. А какой такой черт, говорю, повезет нас? Куда? Да найдется, говорит, что-нибудь. Тут мы были восемь дней в тюрьме. Солдат нас сторожил, с винтовкой, я ничего плохого про него не скажу. Ни разу плохого ничего не сказал. Никому из нас десяти, столько нас там было. А те, первые, говорят, били. Меня никто не тронул. Он говорит: «Я вас не тронул бы, как свою дочку. У меня две дочки. Вы передо мной не виноваты. Такого нельзя было допускать. Меня забрали как в резерв. Я и сам не знаю, против чего воюю». Нет, люди не все одинаковые. Я, если скажут завтра, что его убить нужно, я бы встала прямо перед ним, чтобы не убили его. Нельзя всех оценивать одинаково. Но таких мало. Пока мы тут были, мы с моей кумой насмотрелись… Грабят. Вывозят. А всё соседи. Что им приглянется. Что уволочь не могут, жгут. Режут. Стариков и остальных. Приходил какой-то Марко, из Грачаца, фамилию его не запомнила, да кто все запомнит среди такой муки, заходит, на шее шмайсер висит, говорит нам: завтра, говорит, едете в Госпич. К своим людям, к своим военным. А, говорю, так и вы наши военные. Раз мы все, говорю, здесь вместе. Нет-нет, говорит он. Там ваши вас примут, накормят вас, говорит. Так и вы нас, говорю, кормите. Я им была подозрительная. Не сдавалась. Думала так: если убьет меня, так и пусть убивает.