Готов пересмотреть вопрос. Прошу встретить пятого на участке.
Лиза с подозрением уставилась на него.
— Что это значит?
— Это от техасца, которого я тогда почти уговорил. Помнишь, он хотел купить землю. Лиза, речь идет о трехстах тысячах.
— Откуда он узнал, как с тобой связаться?
— Я и не терял с ним связи.
— Что ж, мисс Бернстейн им займется.
— Нет... он вида ее не стерпит. Мне придется вернуться.
Его поддержал Сэм Ван Джонсон, крупный, одутловатый, начинающий лысеть мужчина.
— Господи, Гарри! Триста тысяч! Ну и ну! Вот это деньги! Как ты будешь добираться?
Гарри не сводил глаз с Лизы, которая сердито смотрела на телеграмму.
— Твой отец хотел продать эту землю, дорогая, — сказал он с сильно бьющимся сердцем. — Так ехать мне или нет?
— А, поезжай! Но это не значит еще, что он купит! — Лиза повернулась к нему. — Где ты остановишься?
— Да в каком-нибудь мотеле. Вряд ли я попаду в «Мажестик». Там наверняка все забито.
— Значит, я не буду знать, где ты?
— Но, дорогая, я большую часть времени проведу на участке.
— Так я не смогу связаться с тобой.
— Я буду звонить, а в Нассау встречу вас.
Гарри вернулся в Парадиз-Сити самолетом. Через час после приземления он был с Таней.
Их ласки были долгими, нежными и страстными. Понимая, что им нельзя показываться в городе вместе, Таня договорилась с отцом, и еду приносил для них из ресторана улыбчивый официант-вьетнамец. Это вполне устраивало Гарри. Таня совершенно околдовала его, и в минуты, свободные от физической близости с ней, он больше всего любил лежать на диване и наблюдать, как она ходит по комнате, готовит ему еду или сидит на полу, разговаривая с ним.
На второе утро она вдруг сказала:
— Гарри... мне так хочется увидеть твой дом. Сейчас ты мог бы показать мне его. Покажешь?
Дом был пуст. Хельгар была на яхте, То-То и остальной прислуге дали отпуск. Сложная система сигнализации, соединенная с полицейским управлением, позволяла Лизе без опасений оставить дом без присмотра.
Просьба Тани застала его врасплох.
— Боюсь, не получится. Слишком рискованно. Господи! Да если Лиза...
— Но разве нельзя пойти туда поздно ночью? Никто не узнает. А я так хочу посмотреть твой дом.
Но Гарри пугала мысль об опасности.
— Прости, Таня... нельзя.
«Когда чего-нибудь хочешь, за это надо драться», — часто говаривал ей отец.
— Хорошо же! — Впервые за все время Гарри видел ее прекрасное лицо насупленным и упрямым. — Я столько для тебя сделала. Отдаюсь тебе, едва ты пожелаешь. Я надеялась, что и ты захочешь сделать мне приятное.
Гарри колебался. По выражению ее лица он догадывался, что теперь она будет дуться весь вечер, а то и весь завтрашний день — последний день перед возвращением на яхту.
— Хорошо, поедем.
Она взвизгнула от восторга и бросилась ему на шею. Вскоре после полуночи Гарри провел ее по дороге и, обогнув дом, остановился перед дверью патио. Здесь он повернул замаскированный выключатель.
— Что ты делаешь, Гарри?
— Отключаю сигнализацию, иначе ровно через три минуты сюда примчится орава полицейских. Весь дом опутан проводами, они ведут прямиком в управление полиции. Я повернул вот здесь, и теперь сигнализация не работает.
Он пошарил под кадкой с желтыми бегониями и достал ключ от дверей патио.
— Я всегда его тут оставляю, — объяснил он, открывая дверь. — Если бы я его потерял и не смог бы попасть после свидания с тобой к себе, мне бы крышка.
Он ввел ее в дом. Перед отъездом окна закрыли ставнями и задернули шторы. Можно было зажечь свет, ничем не рискуя.
Они пошли по комнатам. Минуты три Таня стояла в кухне, рассматривая все своими глазами. Ванные комнаты ее восхитили.
У Гарри миновал страх, и теперь он наслаждался ее ошеломленным выражением при виде такой роскоши.
— Да ведь эти краны из чистого золота! — воскликнула она, изумленно глядя на ванну Лизы.
— Верно. Здесь все золотое.
— Но как можно быть такой богатой?
— Вот Лиза может же.
Прижав руки к груди, Таня остановилась в дверях огромной гостиной. Одетая в белые брюки и бледно-голубой пиджак, она выглядела очаровательно. Ни к чему не притрагиваясь, она осмотрела все: уставленный бутылками бар, большой цветной телевизор, стереорадиолу и стеллаж с пластинками, отделку и драпировки. Она двигалась словно во сне.
— И все это твое, Гарри?
— Ничего моего здесь нет... я здесь только живу.
Он показал ей свою спальню.