Выбрать главу

– Теперь «Зависть». Андрей Бабичев также дает стол и кров Кавалерову, буквально подбирая пьяного на улице. Прототипом Кавалерова также является автор – Олеша. Первая глава «Зависти» начинается с подробнейшего описания как огромный, жирный Бабичев просыпается рано утром и будит тем самым Кавалерова, смачно совершает утренний туалет, фыркает и плещется – тазик с мыльной пеной, зеркальце – бодро напевает песенки, завтракает молоком. Особый акцент на этом молоке. Заспанный Кавалеров тайком, мрачно, внимательно следит за ним, рефлексирует и ненавидит…

Трикстеров (после небольшой интригующей паузы голосом довольного бонвивана):

– Всё один в один с первой сценой «Улисса»! Невероятно! Образы персонажей, их предыстория, мизансцена, яркие детали! Вот вам сюжет для самостоятельного расследования: Олеша читал где-то в оригинале «Улисса» и своровал первую сцену, или все совпадения случайны, или здесь какое-то мистическое откровение, или просто банальное столкновение архетипов и психотипов (перечитайте, к примеру, «Письмо отцу» Кафки). Ищите, ответы присылайте мне на почту, вы знаете, как я люблю подобные загадки.

– Очередной вопрос про творчество Квентина Тарантино и «Омерзительную восьмерку». Здесь история довольно печальная. Культовый статус для режиссера всегда тяжелое испытание. И отдельные представители кино-бомонда, зачастую, не справляются с таким неожиданным бременем. Вот и друг наш Квентин после неплохих «Бешеных псов» и «Криминального чтива» не снял ровным счетом ничего достойного пристального внимания.

– Возьмите любой фильм Тарантино и посмотрите спокойно, без всего того нездорового хайпа, что преследует каждую его премьеру: сначала в течение часа персонажи ведут пустопорожние разговоры на отвлеченные темы, из хода которых становится ясно, что у героев IQ не выше сорока. Затем всё завершается кровавой перестрелкой. Порой этот ненавязчивый мотивчик повторяется 2-3 раза, потом титры. Какой умник от мира киноискусства первым назвал этого режиссера гением, тот явно недалеко ушел уровнем интеллектуального развития от описанных персонажей. Воспринимать со всей серьезностью такое может разве что неискушенный двенадцатилетний подросток с дефицитом внимания или, в крайнем случае, ангажированный критик-хайпожор.

– Так и с «Восьмеркой». Потрясающе красивая первая сцена в снегах и последующий неизбежный провал. Сюжет, прочно обосновавшись в одной-единственной убогой локации, незаметно перевалив через экватор хронометража, рассыпается, выдувается сквозняком с улицы после назойливого пятикратного повторения никчемного гэга со сломанным затвором двери. Явные сценарные ляпы постоянно мозолят, в прямом смысле мучают глаза: эти герои, что бодряком часами прячутся в промерзшем подвале и хоть бы хны…

– Хотя, сдохнут, рано или поздно, все, поэтому вдаваться в сюжетные тонкости и перипетии особого смысла нет. Тем более по причине отсутствия последних. Жанр любого произведения Тарантино – аркадная стрелялка, как на 8-битной приставке. И сюжет будет двигаться примерно в том же направлении: слева направо от экрана к экрану, последовательно уменьшая количество действующих лиц на площадке путем их методичного отстрела. Но фанатам именно такое кино нравится, оно приносит кассу, так что особо напрягаться для режиссера нет резона. А в таких случаях на выходе всегда будет товар не первой свежести и качества.

– Возвращаемся к родным реалиям. Вопрос про очередной новый роман Виктора Пелевина… Как бы тут сформулировать помягче, чтобы не вываливать на ваши неповинные головы всю накопившуюся боль, всё разочарование… «Нах.. творчество, ты продуктивен. Как конвейер! Свиноматка!» Именно так Оксимирон охарактеризовал Джонни на рэп-баттле лишь за то, что соперник выпускал по альбому в год один никчемнее другого. Понимаете, беда Пелевина не в том, что он использовал почти половину последнего романа на жалкое нытье, дескать, достали критики, они ничего не понимают в настоящем искусстве и творчестве, так как по сути он в этой истерике прав. Беда в том, что эта хаотичная, невротичная, матерная и неожиданно искренняя исповедь – лучшее, что он написал за последние пять, если не десять лет.

– Идем дальше. «Вас не пугает то, что исторически закрепленное за «святой Русью» понятие «духовность», о которой так любили рассуждать писатели и философы 19-го и начала 20-го века, вдруг как-то незаметно заменили на почти обратное по смыслу фэйковое понятие «духовные скрепы», используя которое, нам навязывают покорность обезумевшей власти и ее симбионтам?» Знаете, когда я слышу в очередной раз про эти странные скрепы, мне представляется огромный степлер, ржавыми скрепками которого нас всех пытаются спаять, сжать и запихнуть в пыльный ящик письменного стола проворовавшегося чиновника средней руки где-то между сводками из кровавой «Новороссии», а также разбомбленной в пыль Сирии, и пачкой безумных законов об оскорблении чувств, принятых для услады психически больных православных экстремистов и возобновления традиционного российского развлечения – массового доносительства. А духовность-то была больше о доброте, совести и милосердии.