В начале карнавала две ведьмы попытались испортить всем настроение и даже с помощью колдовства устраивали дымовые завесы, чтобы дети разных стран не смогли найти друг друга и подружиться. Но их быстренько прогнали, дети всех национальностей перемешались и принялись обмениваться автографами. Каждый старался целиком заполнить автографами длинные козырьки ярко-желтых кепочек, которые раздали всем участникам ассамблеи. Затем дети разбрелись по парку, где их ожидали аттракционы, игры, танцы, цирковая программа, кукольное представление. А самый большой интерес вызвало шахматное сражение. Ты, Анюта, уже знаешь, что такое шахматы. Это те маленькие фигурки, которым ты пообломала головы. На карнавале роль шахматных фигур исполняли дети, выстроившиеся на огромной шахматной доске, с обеих сторон которой были установлены высокие башни. На башнях находились юные шахматисты — между ними-то и развернулось сражение. Они называли ходы, и вскоре многие из фигур начали, хватаясь за сердце, падать, и специальные санитары уносили их на носилках. Правда, выяснилось, что сраженным фигурам повезло куда больше, чем тем, которые остались на доске, так как в середине партии над Дворцом пионеров закружил вертолет и вниз полетели перевязанные ленточками бумажные трубочки с текстом песни, посвященной ассамблее. Все бросились подбирать их, и только шахматные фигуры, не выбывшие из игры, вынуждены были остаться на своих местах.
Не подумай, что участники ассамблеи только веселятся. Нет. Они здесь еще и заседают в парламенте, как взрослые. Накануне карнавала дети пришли в Народное Собрание Болгарии и приняли письмо-обращение к детям всего мира, ко всему человечеству. В обращении, в частности, говорится о призывном звоне колоколов, присланных на праздник из разных уголков мира. Эти колокола установили на тридцатидвухметровом монументе «Знамя мира», воздвигнутом на окраине Софии в честь детской ассамблеи. Дети зазвонят в них 25 августа, и весь мир услышит этот колокольный перезвон. Позвони и ты, Анюта, своим валдайским колокольчиком — пусть его голос сольется с колоколами всемирного детского праздника. Только звони не больше часа, а то у мамы заболит голова.
Целую.
Аня, здравствуй!
Один из писателей, присутствовавших на ассамблее, пожелал начинающим творцам получать удовольствие от работы над своим произведением. Это относится и к тебе. Подумай хорошенько, получаешь ли ты удовольствие, когда рисуешь гвоздем на серванте. Думаю, что нет. Кстати, и здесь я встретил детей, которые не любят рисовать на бумаге. Но они как-то выходят из этого положения: рисуют на мостовых Софии, а на черноморском побережье соревнуются в создании фигур из песка.
Праздник заканчивается. Дети доказали, что их искусство самое искреннее. Первый секретарь ЦК БКП и Председатель Государственного совета НРБ товарищ Тодор Живков пригласил всех участников ассамблеи к себе в резиденцию «Бояна». Он был гостеприимным хозяином, танцевал вместе с детьми, угощал их вкусными кушаньями, не отказывался давать автографы и был очень доволен тем, что его гости вели себя в официальной резиденции так неофициально и непринужденно, пиршествовали, сидя прямо на мраморных ступеньках и на коврах.
А когда пришло время расходиться, дети всех континентов стали обниматься и немножечко грустить. Это была их последняя встреча, и грустили они оттого, что полюбили друг друга, подружились друг с другом и понимали, что могут больше никогда не встретиться: детские встречи, очевидно, станут традицией, но на них поедут уже другие… И эта грусть было самое красивое, что когда-либо довелось мне видеть.
Мне жаль, что тебя не было в Софии, что ты не смогла подружиться с детьми разных стран и не познала грусть расставания с друзьями. Хотя я привезу тебе костюм участника этого праздника творчества детей, надев который ты в какой-то степени сможешь почувствовать себя творческой личностью. И, может быть, перестанешь рисовать на обоях.
До встречи.
ПРОЗРЕНИЕ
Один молодой человек, а именно Коля Деньков, в душе лирик, пристрастился к чтению стихов. Совершенно неожиданно для себя и для жены Люды. До сих пор он приносил из библиотеки захватывающую прозу о буднях уголовного розыска, и вдруг на тебе — Люда извлекла из его портфеля какую-то тщедушную книжонку с инертным названием «Талый снег». В книжонке никто никого не убивал, ее автор, наоборот, проповедовал любовь к ближнему, а вернее, к ближней. Причем ближняя его оказалась удивительно многоликой. В одном стишке поэт воспевал ее черные волосы, в другом почему-то каштановые, а в третьем — светло-русые. «Красится она у него, что ли?» — подумала Люда. Но при дальнейшем чтении Людмила, к своему удивлению, обнаружила, что предмет любви автора — настоящий хамелеон. Форма бровей, линия подбородка, разрез глаз и стан у этого предмета все время меняются.
«Да тут их несколько предметов», — догадалась Людмила. И произвела подсчет — как минимум пяток любимых на тоненькую книжку. Небольшой гарем.
Людмила глянула на портрет автора и смутилась. У автора были чувственные ноздри и жадные губы, готовые исцеловать всех и каждого, а вернее, всех и каждую. Губы были нацелены прямо на нее, и она поспешно закрыла книжку.
А Коля и не подозревал, что он в душе лирик. Три Сода посещал он районную библиотеку, и ни разу его не потянуло на стихи. И сейчас не потянуло бы, если бы не библиотекарь Марина.
— Ограниченный вы человек, Николай Деньков! — полистав его формуляр, заключила она. — Можно подумать, что вся наша жизнь протекает в разрезе уголовного кодекса. А между прочим, в мире существует кое-что и не караемое законом. Любовь, например.
— Про любовь мне все известно! Я женат.
— Вам известна ваша любовь. А вы поинтересуйтесь, как любят другие. Может, пригодится.
И Марина навязала ему эту книжонку. Коля мог и отвертеться, но его заинтересовал портрет автора. «Пылкий юноша, прямо-таки любовник-профессионал. Полистаю в трамвае для смеха», — решил он.
Двадцать трамвайных минут перевернули Колю. Он привык читать о женщинах-мошенницах, которые скрываются от следствия с чужими паспортами. Даже жене он задавал вопросы, как подследственной:
— Люд, а ты могла бы украсть или подделать паспорт?
На что Людмила отвечала уклончиво:
— Что будешь на гарнир — гречку или вермишель?
Теперь, после знакомства с поэтическим сборником, Коля начал задавать жене совсем другие вопросы.
— Люд, я давно хотел спросить тебя, зачем ты так старательно упаковываешь себя? — выпалил он однажды. — Ведь взгляду не на чем остановиться. Все-таки ты женщина, а не бандероль.
— А на чем бы хотел остановиться твой взгляд? — вспыхнула Людмила, с которой Николай еще никогда не заговаривал на подобные темы.
— Видишь ли, женщина определяет сознание мужчины, — философски изрек Коля. — Вот смотрю я на тебя, и в моем сознании не возникает ничего такого, что трогает нас в любовной лирике. А возникают только судебные протоколы, очные ставки и камеры предварительного заключения. У меня такое ощущение, словно я сам из этой камеры.
— Что же теперь будет? — спросила Людмила, не звавшая, радоваться ей или огорчаться Колиному прозрению.
— Экономия материала будет, — сказал Коля. — Из отреза, который ты недавно купила себе на платье, можно еще и сорочку для меня выкроить. Не надо стыдиться подавать себя. Причем разнообразно подавать. Менять туалеты, прическу, выражение лица. Где твои женские чары, женское кокетство? Почему бы тебе про тот же гарнир не спросить озорно, кокетливо, многообещающе? Чтобы у меня кровь в жилах заиграла! Чтоб меня на стихи повело или на какое-нибудь другое безумство! А ты так гундосишь, что не только на гарнир, а и на свиную отбивную не тянет. Тем более на стихосложение. Как я завидую автору этого поэтического сборника! Его жена умеет быть разной…