Алчной тучей нависла надо мной голубиная стая, растопырив крылья, за мной погнался петух Никодим.
Родственники подоспели вовремя. Они хлынули из подъезда, воинственно гикая, как раз, когда Никодим принялся выклевывать из моей бороды пшено. Жена стучала молотком в медный таз, теща рассекала воздух шваброй, тесть фехтовал зонтом-тростью, дети — усами антенны.
Я сбросил пальто и, оставив его на попечение семьи, с облегчением влетел в подъезд..
А через некоторое время я с нескрываемым любопытством наблюдал в окно такое же нелегкое возвращение многих своих соседей по дому…
РАЦПРЕДЛОЖЕНИЕ
Леша Ковригин собирался в свою первую командировку.
— Леша, а куда ты положишь деньги? — спросила его жена Верочка. — Из пиджака их могут выкрасть. В поезде, например, когда ты будешь спать. Или в гостинице.
— Неплохо было бы зашить их в подтяжки или устроить тайник в полуботинке, — сказал Леша.
— Не подходит, — отвергла эту мысль Верочка. Подтяжки и обувь на ночь снимаются. Нет. Лучше всего их зашить в то, с чем ты даже ночью не расстаешься.
— В трусы? — догадался Леша.
Поздно вечером он лежал на второй полке купейного вагона и ощущал где-то в районе печени непривычную тяжесть. На его печень давили командировочные деньги. Попутчики уже спали. В ногах у них, отражая синий свет ночника, таинственно мерцали пиджаки.
«К счастью для них, я не вор, — мелькнуло у Леши. — А то плакали бы их пиджачки вместе с бумажниками. Или у них тоже тайники имеются?»
Но тут он увидел, как нога пассажира, спящего, как и он, на верхней полке, высунулась из-под одеяла и большим пальцем коснулась пиджака.
«И я бы так мучился, если бы не жена, — подумал Алексей. — Одной бы ногой спал, а другой на стреме стоял. Все-таки здорово она придумала. Спи сколько влезет и ни о чем не думай».
Но как назло ему не спалось. Думалось о несчастных попутчиках, которых ничего бы не стоило обворовать, будь на его месте жулик, о свете ночника, предназначенного скорее всего для того, чтобы пассажиры не рылись под прикрытием темноты в карманах друг друга, о своей печени, которая впервые соприкасалась с такой суммой денег.
На другой день Алексей приехал в Лесогорск. День был воскресный. Устроившись в гостинице, он зашел в ресторан-поплавок «Волна», где с аппетитом съел суп из домашней лапши, котлеты по-лесогорски и выпил чашечку кофе. Затем в ожидании официантки он закурил сигарету и снова мысленно отблагодарил Верочку за ее остроумное рацпредложение, внедрение которого позволяет ему наслаждаться жизнью, не дрожа за свои карманы.
«А если, скажем, этот поплавок прохудится и пойдет ко дну, — размышлял он, все люди ввиду неожиданности происшествия попрыгают за борт в чем есть — в брюках и пиджаках. И при этом из их карманов начнут сыпаться деньги. Опять-таки мои денежки останутся при мне. Правда, намокнут, но это поправимо».
И тут в его сладкие размышления вторгся голос официантки.
— С вас рубль восемьдесят.
Леша механически полез во внутренний карман пиджака и, понятное дело, денег там не обнаружил. Деньги у него, как известно, находились в другом месте. Обшарив для приличия все карманы, он нетвердо сказал:
— Видите ли, деньги у меня есть, но я стесняюсь их достать.
— Посмотрите на него, он стесняется! — чуть не задохнулась от возмущения официантка. — А когда ели, не стеснялись? А ну расплачивайтесь, пока я милицию не позвала!
И Леша, поразив официантку оригинальностью своего поступка, расстегнул брюки и извлек из района печени три рубля.
Вернувшись в гостиницу, Леша переложил деньги в пиджак.
Его печень облегченно вздохнула.
ПЕРВАЯ ПЛЕНКА
(Рассказ для детей)
Вчера мне купили фотоаппарат «Зоркий», и я сразу же от-. правился к Володьке. Володьке фотоаппарат подарили еще к прошлому дню рождения, и я рассчитывал на его богатый опыт. Он обедал и, увидев меня с новеньким «Зорким» в руках, подавился котлетой. Его фотоаппарат находился в ремонте, и он порядком соскучился по фотографированию.
Мы бросились на улицу и начали снимать друг друга. Потом нам это надоело, и мы стали снимать прохожих. Но вскоре Володька сказал, что остался всего один кадр. Я удивился, как он это узнал, и предложил запечатлеть на него какую-нибудь породистую собаку.
— Проявлять будем у меня в ванной комнате, — сказал Володька.
Мы пошли к нему. Он критически осмотрел ванну, в которой отмачивалось белье, и завесил одеялом маленькое окошко в кухню.
Когда все приготовления остались позади, мы закрыли дверь и запихали под нее тряпки, чтобы не проходил свет.
— Вытаскивай пленку, — глухо произнес Володька.
До этого мне не приходилось вытаскивать пленки. Сначала я немного распевал, потом совсем затих, так как не мог найти в аппарате место, где находится пленка. Володька нащупал меня и сказал:
— Давай кассету.
— Сейчас, — ответил я и начал что-то крутить.
Но в это время с окошечка свалилось одеяло и в ванную проник свет. Володька сходил за молотком и гвоздями и снова полез вешать одеяло. Одна нога его стояла на кране. Другую поддерживал я, встав на край ванны.
— Помоги мне слезть, — попросил Володька, продырявив одеяло четырьмя семидесятимиллиметровыми гвоздями.
Но слезть Володьке помог кран — он отвалился, и на меня хлынула вода. Я быстро намок, отпустил Володькину ногу и спрыгнул с ванны. Володька, побалансировав немного на раковине умывальника, перекатился в ванну.
Там он стал отмачиваться вместе с бельем. Туда же упал бачок с проявителем, стоявший на дощечке.
Опомнившись, я запихал в трубу тряпку.
На шум явилась Володькина бабушка и спросила его, что он делает в ванне.
— Купаюсь, — сказал Володька и загреб под себя бачок.
Потом он встал, мокрый и желтый. Он проявился. Белье тоже пожелтело. Бабушка все хотела что-то сказать, но у нее не хватило дыхания.
Володька встал на ноги, вылил из карманов воду и, подхватив фотоаппарат и бачок для проявления, уединился в стенном шкафу.
Минуты через две он вылез из шкафа, и я увидел у него в руках какую-то круглую штуку.
— Кассета, — протянул он жалостливо. — Пустая.
— Ну и что? — удивился я, не понимая, почему опа должна быть полной.
Оказывается, в фотоаппарат нужно было зарядить пленку. А я думал, она там уже есть.
ЭСТАФЕТА
На днях звонит мне Юрка Вольский, мой школьный дружок, и зовет на вечер встречи бывших выпускников наше!! школы. А я мнусь и учащенно дышу в трубку. С одной стороны, меня тянет повстречаться с одноклассниками, а с другой — пугает встреча с учителями, которым я в свое время здорово досадил.
— Стоит ли будить в наших учителях печальные воспоминания? — нерешительно произнес я в трубку.
Уговорил он все же меня. Купил я два десятка гвоздик и, прячась за Юркину спину, пересек школьный порог.
— Кто это с тобой, Юра? — приглядываясь ко мне, спросила директор Мария Трофимовна.
Борода, которую я отпустил в последние годы, скрыла мой острый подбородок и сделала меня неузнаваемым.
— Как, вы не узнаете Владика Баркова? — удивился Юрка.
Услышав мою фамилию, учителя настороженно вытянулись и, всмотревшись в меня, бросились врассыпную.
— Куда же вы? — закричал им Юрка вдогонку. — Не пугайтесь — он уже совсем тихий.
— Помнят еще Владика Баркова! — растрогался я. — Не забыли.
— Такие ученики не забываются, — с трудом выговорила Мария Трофимовна.
Я стал разворачивать находившийся в моих руках сверток, и Мария Трофимовна насторожилась.
— Напрасно беспокоитесь, Мария Трофимовна, — сказал я, улыбаясь, — у меня здесь не пьяная кошка. Я уже давно не спаиваю их валерьянкой.