– Я все поняла, мам.
Но остановить ее было нельзя.
– Что общего было у всех этих людей? Воля. Мужество. Сила. А у тебя все это есть в избытке. И, кроме того, у тебя есть я.
Это обнадеживало. Было приятно знать, что она всегда подставит мне свое плечо. Кроме того, она сказала правду – эта женщина была сильной, как бык. Но почему-то ее слова породили во мне странные эмоции – их трудно объяснить, это было частично беспокойством, частично воодушевлением, а частично паникой. Как и всегда было при общении с моей мамой – вы никогда не получали в точности того, чего хотели. Я хотела силы без страха. Я хотела решимости без контроля с ее стороны. И я хотела откровенного разговора без моделей, демонстрирующих нижнее белье.
Но больше всего в тот момент я хотела закрыть глаза.
К счастью для меня, в палату вошел папа с подносом, на котором стояли стаканы с кофе. Он сразу же понял по царившей в палате атмосфере, какого рода у нас был разговор.
– Посмотрите на эту комнату! – воскликнул он, желая направить наши мысли в другое русло. – Линда, ты, как всегда, творишь чудеса.
Но Линду так просто остановить было невозможно:
– Приходил врач. Он сказал, что нет никаких гарантий, что ее лицо восстановится.
– По-моему, он сказал, что будет минимальное количество шрамов, – попробовала возразить я.
– Знаешь что? – спросил папа, прекрасно оценив обстановку. – Я думаю, что нашей девочке требуется немного отдохнуть.
Он прожил с мамой тридцать лет. И знал, как минимизировать нанесенный урон.
– А как же кофе? – возразила она.
– Мы выпьем его в машине.
Он подошел ко мне, посмотрел на мое обожженное лицо и улыбнулся, пожимая мне руку.
– Отдохни немного, милая.
– Пап? – спросила я.
– Да?
– Где все-таки Чип?
Но папа лишь добродушно хмыкнул:
– Я уверен, что он просто отсыпается. И тебе следует сделать то же самое. Это будет твоя первая спокойная ночь за все это время, – потом, увидев, как я нахмурилась, он похлопал меня по руке. Он знал, о чем я спрашиваю. – Иногда, когда тебе больше всего нужно, чтобы мужчина был сильным и мужественным – как раз тогда мы раскисаем.
– Я ни разу не видела, чтобы ты раскисал, – сказала я ему.
Он уголком глаза взглянул на маму:
– Я берегу это на потом.
О’кей, подумала я, когда они ушли. О’кей. Первая спокойная ночь. Я могу себе это позволить. По крайней мере, мне было к чему стремиться, хотя бы только к этому – к отдыху. К спокойному сну в тихой темной комнате.
Легче мечтать, чем сделать это. Медсестры все равно постоянно заглядывали в палату, проверяя мониторы, опустошая пакеты, прикрепленные к катетерам, переворачивая меня. На меня не надевали бандаж – по настоянию хирурга, – поэтому меня было особенно трудно переворачивать. И не успела я заснуть, как появился сам хирург, чтобы проверить мое состояние. А когда я снова начала засыпать, пришел социальный работник и разбудил меня, чтобы узнать, как я себя чувствую.
– Хорошо, – сказала я.
– У вас нет депрессии?
– Депрессии? – Я еще не окончательно проснулась.
– Депрессия часто случается в подобных ситуациях. Этого не стоит бояться. И если потребуется, от этого есть лекарства.
– О нет.
– Мысли о самоубийстве?
– М-мм, – сказала я, словно задумавшись. – Пока нет.
Но я продолжала думать о том, куда подевался Чип.
По правде говоря, я пока вообще ничего не чувствовала. По крайней мере, тогда, когда рядом не было мамы. Словно мои эмоции отключились. Словно я не совсем отдавала себе отчет, где я. Что-то происходило со мной и вокруг меня, и я как бы со стороны наблюдала боль, дискомфорт и усталость, но на самом деле не чувствовала их. Будто я стояла в дальнем углу комнаты и наблюдала, как течет чья-то жизнь, но даже не очень интересовалась этим. Даже если бы я постаралась, подозреваю, я не смогла бы понять, что именно происходит. У меня не складывалась картинка. Я воспринимала каждое мгновение как отдельную единицу времени, и эти мгновения были отделены друг от друга, так что я не понимала, что они означают и к чему ведут меня.