Ксюша вздыхает:
— Какой ты сложный. Теперь я понимаю, почему у тебя всего один друг, и тот — всеядный.
Смеюсь, стряхивая оцепенение и давящее ощущение, из-за которого тяжело дышать.
— Ты права. Как всегда, права!
Ксюша смотрит на меня задумчиво.
— В чем дело? Ты что-то задумала?
— Ты меня обманывал, обидел. Скрывал правду. Так?
— Пока все верно.
— И говоришь, что любишь?
— Люблю.
— Докажи.
— Как? — спрашиваю я, зная, что ответ мне точно не понравится…
Глава 19
Она
— Я хочу ребенка.
Илья смотрит на меня с ужасом, даже отшатывается, проводит рукой по пышным волосам, запускает пальцы в пряди, взъерошив.
— Ксюш, ты слышала? — выдыхает с болью. — Ты слышала, что я сказал?!
— Я слышала, что ты сказал. Не переживай, не требую ребенка прямо здесь и сейчас. Я сейчас почти инвалид, мне не до детишек.
— Не говори так, врач сказал, через полтора-два месяца сможешь без костылей передвигаться, и…
— Илья! Дай сказать! Прошу.
— Говори.
— Мы расстаемся.
— Ксюш.
— Мы расстаемся, Илья. Я не могу продолжать жить с тобой, зная правду о твоем внебрачном сыне. Не хочу, чтобы ты выбирал, куда пойти — ко мне или к нему. И ты всегда выберешь пойти к нему, если вдруг одновременно нам будет плохо. Ведь это твоей единственный сын! Да? — усмехаюсь грустно. — Я не претендую, правда. Даже понимаю тебя. Чудовищно несправедливо все это! Но я понимаю.
— Ксюш, нет. Я ограничу общение с ним.
— Не надо. Не надо ради меня делать это, в итоге возненавидишь!
— Да откуда ты это взяла?
— Оттуда. У него есть мать. Мать, которая меня ненавидит, мать, которая хочет тебя, как отца, в семью. Если просто представить, как ты начал реже ходить к сыну, она настроит Давида против тебя, и ты… Рано или поздно, но ты меня тихо-тихо возненавидишь.
— Это бред, Ксюш. Я не смогу тебя возненавидеть!
— Если исключить наш штамп в паспорте, кто мы? Просто любовники! Просто трахаемся, едим, спим и живем вместе.
— Хватит.
— Нет. Я все-таки хочу ребенка. Не сейчас, потом. Хочу попробовать. Может быть, нам повезет, и малышу перейдут мои гены, а не твои. Может быть, не будет таких отклонений, как у Давида. Я хочу свой шанс. Шанс, который ты мне должен. Ты и отец… Вы лишили меня права на полноценную семью. За моей спиной лишили такого права… И я хочу восстановить справедливость.
— Ребенок может получиться больным. Как ты не понимаешь?
— Я все понимаю. Но шансы… Шансы не стопроцентные, Илья. Или я пустое место, от которого малышу ничего не может достаться?! И я не Карина. Если врачи скажут, что у малыша отклонения, уже на ранней стадии, я не стану обрекать его на мучения, и сделаю аборт. И на этом… На этом у нас с тобой закончится абсолютно все.
Он
Я поражен ее ультиматумом.
Ксюша взяла и отсекла лишнее, поставила меня перед выбором.
— Я не вижу себя бездетной старухой в далеком будущем. Мне снится большая семья, и я всей душой знаю, что это мои дети, внуки… Либо с тобой, либо с другим.
Последнее слово заставляет меня переполниться ревностью.
— С другим? Кто он?! Уже присмотрела?
— Нет, — отмахивается.
С той самой детской непосредственностью, оставшейся у нее в жестах. Искренность, порыв, сила… что-то такое, неуловимое, особенное и горячо любимое мной.
— Никого не присмотрела. Но присмотрю, если с тобой не выйдет. Как говорят французы, селя ви.
Разговор получился сложный, изматывающий.
Мне так и не удалось убедить Ксюшу вернуться в нашу квартиру. Она твердо решила остаться жить в квартире своего отца, и я знал, что буду навещать ее теперь каждый день, если не поселюсь с ней рядом. Просто не могу себе представить ни дня без нее. Командировка в Пекине стала пыткой, я не могу насмотреться на Ксюшу. Теперь не могу…
Но впереди — обычный рабочий день. Ксюша меня почти прямым текстом отсылает прочь. По глазам вижу, ей дико сложно со мной, и хочется ближе, и колется.
Я уезжаю в раздрае.
Меня на клочья раздирает тем, как повернулась ситуация.
Но одно я знаю точно: Ксюша зря боится, что, выбрав ее, я однажды ее же и возненавижу, потому что отдаляюсь от своего сына.
Если я кого и возненавижу сильнее, чем прежде, это помеху, вставшую на пути к моему счастью.
Карину…
Для таких, как она, прущих по головам, в аду должен быть приготовлен отдельный котел!
У меня получается отвлечься на работу, погрузиться в нее с головой. Это напоминает своего рода бегство… Внезапно четко так бьет п голове этим осознанием: что я делал всегда, кроме того, что убегал?