— Я заблудился.
— Где? — Славка от изумления даже есть перестал. — Ты же в зоне работал.
— В том-то и дело. — Никита обескураженно улыбнулся. — Шел чуть западнее аэродрома, в район первого разворота. Высота нижней кромки облаков двести — триста метров, видимость — полтора километра. Стал снижаться. Все как будто нормально. А внутри словно червяк сидит. И гложет, гложет… Что, думаю, за пироги? Наконец глянул на секундомер, а он как вкопанный — забыл, растяпа, включить. Я и налево, и направо, весь извертелся, а церкви нема. Что делать? Разворачиваюсь и назад. Шпарю чуть ли не на бреющем, а внизу черт знает что, ни одного знакомого кустика. Лечу и от злости крою этого попа вместе с его церквухой на чем свет стоит. И вдруг недремлющее око вещает: «Всем, работающим в зоне и выполняющим маршрутные полеты, приказываю сесть». Положение хуже губернаторского. Снова разворачиваюсь и — выскакиваю прямо на аэродром. Только не в плоскость посадочной полосы, а поперек. Здесь я уже сообразил, что делать. Дунул прямо в точку четвертого разворота. Курс сто двадцать — и на посадку. Но отлегло, только когда второй привод прошел и полосу увидел.
— Как комментировал твои действия Трубадур? — спросил Слава.
— Он сказал, что еще в жизни не видел, чтобы самолет на посадку поперек полосы заходил.
— А ты?
— Что я? — развел руками Никита. — Врать не стал.
Говорю, забыл включить секундомер.
— А он?
— Штаны, говорит, по утрам не забывай надевать. И пошел. И такая была у него при этом кислая физиономия… у меня даже аппетит пропал.
— Не горюй, — успокоил приятеля Славка, — ошибка ошибке рознь.
— Это просто провал, — поддакнул Сережка.
— Какой провал? — нахмурился Никита.
— Один тип приходит к врачу и говорит: «Доктор, у меня провалы в памяти». — «Садитесь, — предложил доктор, — отпущу клиента, займусь вами». Выходит через пять минут и спрашивает: «Так вы говорите, провалы?» А тот: «Какие провалы?!»
Никита невесело рассмеялся.
— Факт есть факт, и никуда от него не денешься.
Завтра — пятница?
— Черная, — усмехнулся Сережка.
— Новый анекдот?
— Нет. На этот раз суровая действительность. — Сережка выразительно щелкнул пальцами и торжественно провозгласил: — Черепкову исполняется двадцать лет.
Никита заерзал и растерянно пробормотал:
— Черт побери, действительна черная.
— И ты такого же мнения? — удивился Сережка.
— Он в штопор свалился. Сережка выкатил глаза и икнул.
— И долго он выворачивался? — чужим, напряженным голосом спросил Ленька.
— Витков шесть намотал.
Ребята облегченно вздохнули. Славка дернул приятеля за рукав.
— Где он?
Никита пожал плечами.
— Я думал, здесь, я же после него прилетел. — И попал под горячую руку.
— Да нет, основной удар Алик на себя принял. Баранов аж посинел от злости. «Грубейшая ошибка! — кричит. — Тебе что, жить надоело?»
— А Алик?
— А что Алик? В ноги и не своим голосом: «Нечаянно, товарищ капитан! Извините!»
— Простил?
— Да. Сменил гнев на милость. Влепил двойку и послал мозги чистить.
— Он сильно расстроился?
— По-моему, не очень, — неуверенно сказал Никита. — Что показалось мне довольно странным.
— Он вообще со странностями, — усмехнувшись, заявил Леня. — Но день его рождения мы все-таки отметим.
— Каким образом?
— Коллективным посещением театра. — Леня вытащил из кармана билеты. — Партер, десятый ряд, середина. «Человек со стороны».
— С какой стороны? — не понял Джибладзе.
— С противоположной, — язвительно заметил Сережка. — Ты бы хоть афиши читал.
— А в антракте, — продолжал Леня, — каждый из вас преподнесет ему пачку сливочного пломбира.
— Пять штук? — удивился Славка. — Объестся.
— Шесть, — поправил его Никита. — Я иду с Татьяной.
— Это мы учли. — Леня оторвал ему два билета, а третий протянул Мише: — Держи, князь.
— У меня свидание, — озадаченно проговорил Миша.
— Отменяется! — Сережка хлопнул по столу ладонью. — Общение с искусством развивает интеллект. О чем ты говоришь с девушками?
— Так я и знал. Молчишь и лезешь куда не следует. Это примитивно, князь. Это уровень… — Не договорив, Сережка бросился наутек: выведенный из терпения Джибладзе схватил половник.
В театре Алик от мороженого отказался, но после окончания спектакля пригласил всех в кафе, где с королевской небрежностью заказал бутылку шампанского и двадцать пломбиров.
— Двадцать? — переспросила официантка, удивленная, должно быть, несоответствием порций и количества присутствующих за столом клиентов.