— Наша дивизия брала.
— Так я ж вестовым служил у комиссара дивизии!..
— Ты? — Пересветов недоверчиво вгляделся. — Постой: вестовым у него был «Мир хижинам, война дворцам».
— Так это ж и был я самый! — он захохотал. — Теперь и я тебя узнал: ты был батальонный комиссар у комбата Лучкова!
Костя плохо помнил тогдашнего мальчонку в лицо, но широченную красную ленту через плечо по-генеральски забыть было невозможно из-за начертанных на ней лозунгов: на груди «Мир хижинам!», на спине — «Война дворцам!».
Курбатов заливался смехом. Спрашивал:
— А где теперь та санитарочка, к которой ты в обоз бегал, Олей звали?..
Несколько дней работа уполномоченных шла без особых инцидентов. Подлежащих выселению кулаков было не так много, не то что в хлебородных местностях, к тому же не всех удалось застать дома, некоторые, не дожидаясь решения колхоза о выселении, поспешили скрыться; принимались меры к их розыску. Колхозники помогали милиционерам поддерживать порядок при описи и погрузке имущества, при отправке на подводах кулацких семей к железнодорожным станциям.
В сущности, настоящее ЧП случилось только одно, в селе Ивановском. Волостной уполномоченный Архипов прислал оттуда накорябанную ковыляющим почерком записку. Вчера «возились без толку» с местным кулаком, мясоторговцем и церковным старостой Кротовым: «Бабы выселять его не дают». Сегодня Архипов решил «кончать дело во что бы то ни стало».
Курбатов, обеспокоенный, показал записку Пересветову, и они решили выехать на место, посмотреть, что там за «бабы», с которыми не справляется милиция.
Надвигались сумерки. Седлавший лошадей красноармеец-чекист Перфильев, высокий и плечистый, сказал, что Гнедой, ходивший под уполномоченным обкома, сбил копыто.
— Я вам, товарищ Пересветов, другого заседлал, Воронка.
Константин еле взобрался на широкую спину громадного вороного жеребца. Конь оказался ходким на рысь, но тряским.
Выехав втроем за ворота, быстро поскакали за город. Дорога шла открытыми холмами, иногда опускаясь в сыроватые низины, клубившиеся туманом. На горизонте всходила большая красная луна.
Перфильев, знакомый с местностью, скакал впереди. Про него Константин знал от Курбатова, что это бывалый чекист, в девятнадцатом году награжденный орденом: один, с пулеметом, рассеял и выгнал из уездного города многочисленную кулацкую банду.
— Если б не выпивал, далеко бы мог пойти по службе.
На одном из холмов, когда город был позади уже километрах в пятнадцати, Перфильев круто осадил своего коня и сказал догнавшим его спутникам:
— Послухайте-ка!..
Пересветов с Курбатовым остановились. Перед ними в лощине, подернутой пеленой тумана, виднелось большое село, кое-где в избах светились огоньки. С отдаленного конца села доносился неясный шум.
— Бабы гомонят… — Перфильев усмехнулся и хлестнул коня.
На развилке дорог свернули вправо и въехали в село. Толпа запрудила неширокую улицу, теснясь возле новой избы с тесовой крышей и высоким крыльцом. В толпе белели женские платки и кофточки. Мужчин у избы не было видно. Приближение верховых встретили свистом высыпавшие навстречу мальчишки. С завалины соскочили девки, смотревшие в раскрытые окна освещенной изнутри горницы. Толпа подалась, разглядывая спешившихся всадников.
— Молодец Архипыч! — сказал негромко Перфильев, отбирая у Пересветова поводья, чтобы завести Воронка под навес. — Выселение идет полным ходом.
Перед крыльцом стояли две запряженных лошадьми телеги, наполовину загруженные домашними вещами. На крыльце появился милиционер с широкой доской в руках, и по толпе покатился визг:
— Иконы понесли!..
— Пустите! — кричал вышедший вслед за милиционером волостной уполномоченный Архипов, плотный рыжеусый мужчина. — Что вы с ума сходите?
— Оскверняют иконы, нехристи! — кричали женщины. Одна из них лезла к Архипову с кулаками.
— Да он сам велел их в телегу положить! — урезонивал баб уполномоченный. — Не хочет без икон уезжать…
— Провоцирует нас кулак! — сказал Пересветову Курбатов.
Несколько мужчин, колхозников, молча, не отвечая на крики, помогали милиционеру с иконой проложить дорогу к телеге. Курбатов тем временем объявил с крыльца, что сейчас будет говорить уполномоченный областного комитета партии и облисполкома. Пересветов встал на завалину, чтобы его все видели, и прокричал: