Признаюсь, что когда я все это узнал, то стало особенно горько. Было чувство, что меня обманули, притом самым бессовестным образом. Оказалось, что в дурмане лжи советского периода я существовал долгие годы, но еще обиднее было осознавать, что в нем и поныне проживают сотни тысяч моих земляков.
Возможно, именно поэтому я стал в различных аудиториях рассказывать людям историю этих фотографий. Меня интересовала их реакция на это. Большинство людей вначале встречали эту информацию в штыки. Когда же я демонстрировал снимки, то наступало молчание, а потом люди начинали говорить, как будто их прорывало. Вот что, к примеру, поведала Майя Александровна Сергеева, заведующая библиотекой в Музее обороны и блокады Ленинграда. Оказалось, что такие случаи ей были известны по рассказам. Летом 1950 года, еще будучи девчонкой, она услышала подобную историю на даче под Ленинградом, когда увидела женщину, вывесившую на просушку 17 пальто. Сергеева спросила: «Чьи эти вещи?» Та ответила, что они принадлежат ей с блокадных пор. «Как так?» – удивилась девочка. Оказалось, что женщина работала на шоколадной фабрике в блокадном Ленинграде. Шоколад и конфеты, а также другие кондитерские изделия изготавливались, по ее словам, там непрерывно всю блокаду. Внутри фабрики можно было поглощать шоколадную продукцию. Но строжайше, под угрозой расстрела, запрещалось что-либо выносить наружу. Мать этой женщины в это время умирала от голода, и тогда она решилась вынести пачку шоколада, спрятав ее под прическу. У нее были удивительно густые волосы, которые сохранились и в 50-годы. Самое сложное и страшное было пронести первую пачку ворованной продукции. Но благодаря этому мать выжила. Затем она стала делать это регулярно, продавая шоколадки или обменивая их на хлеб и другие вещи, пользовавшиеся особым спросом на «блошиных рынках». Постепенно ей стало хватать денег не только на покупку хлеба, но и на приобретение дорогостоящих изделий. Наверное, 17 пальто – это далеко не все, что ей удалось выторговать в голодном Ленинграде, когда люди за бесценок продавали самое дорогое. Особенно это проявилось весной и летом 1942 года, когда население в организованном порядке стали отправлять в эвакуацию. Везде запестрели наклеенные на стенах объявления о срочной продаже вещей. Этим сразу же воспользовались спекулянты, за бесценок скупая драгоценности и старинную утварь.
Недавно я нашел новые подтверждения данной истории. В исследовании Р. Бидлак «Рабочие ленинградских заводов в первый год войны» сообщается, что из 713 работников кондитерской фабрики имени Крупской, трудившихся здесь в конце 1941 – начале 1942 года, никто не умер от голода. В то же время на заводе «Севкабель» умирало по пять человек в день. Профессор Сергей Яров приводит в книге «Блокадная этика» свидетельства ленинградцев о том, что «сыты были только те, кто работал на хлебных местах».
Петербургский историк Александр Кутузов обнаружил также интересные документы, касающиеся краж с кондитерских фабрик. По его данным, в декабре 1941 года зав. орготделом горкома партии Л. М. Антюфеев докладывал А. А. Жданову: «Особенно увеличились кражи на хлебозаводах и кондитерских фабриках. Например, извозчик Федоров (2-я кондитерская фабрика) пытался вынести несколько десятков пряников. В чемоданчике у агента снабжения Кузнецовой обнаружено 40 пирожных (!). 12 пряников пытался вынести с этой же фабрики зам. начальника снабжения Щербацкий».
В книге А. Пантелеева «Живые памятники» я прочитал, что в самую лютую пору блокады в адрес обкома ленинградских профсоюзов пришел телеграфный запрос из Куйбышева, куда эвакуировалось советское правительство: «Сообщите результаты лыжного кросса и количество участников». После этого я окончательно признал правоту Хассо Стахова, написавшего в «Трагедии на Неве», что «для красных господ предназначался пряник, а для народа – кнут и смерть».
Вспоминая Ковальчука
Первое, что приходит на память, – это спокойный, изучающий взгляд мудрого человека. С первых же минут общения с доктором исторических наук Валентином Михайловичем Ковальчуком я почувствовал к нему симпатию. Так бывает, когда встречаешь человека, у которого ты многому можешь научиться, чувствуя его отзывчивость и готовность поделиться своими знаниями и опытом. Валентин Михайлович стал моим наставником в теме блокады Ленинграда.