- Джека увели, - хмуро сказала Лиза, - Хозяин объявился!
- Неужто жена гнев на милость сменила?
- Сын у них умер. Не понимаю, причем тут собака...
- Тоже не понимаю. А Джек-то как - узнал его? Он вроде к тебе привык...
- Ушел и не оглянулся. Пожил - и хватит с вас. Настоящий мужик!
Господи, ну прямо ребенок: на Джека обиделась!
- Будет горевать! - Паша обнял подругу, но та неуступчиво повела плечами, скидывая его руки.
- Кто тут горюет? Было бы из-за чего.
Павел не сдался, притянул её снова, подышал в теплую шею.
- Давай кошку усыновим.
- Какую?
- Сиамскую. По имени Топси.
- Ага, что-то новое узнал, - Лиза окончательно освободилась, поднялась на крыльцо, отворила двери на веранду.
- Заходи!
- Все расскажу, как на духу, только после.
- Нет, сейчас, - потребовала капризная возлюбленная, - Здесь и немедленно. Что ты узнал про Станишевского? Что-то плохое, раз на его кошку виды возымел. Посадишь его?
Разные у них темпераменты, куда его мужскому нетерпению против женского любопытства. Пришлось повиноваться, сесть и приступить к изложению новостей.
Собственно, Павел пересказал Лизе только то, что узнал от Конькова, а тот много чего разведал "по своим каналам". Заглянул как бы мимоходом в управление, навестил старых друзей, мало их осталось, классных следаков. Растолстевшие, сильно, как правило, пьющие, высокомерные - они до Паши Пальникова ни за что бы не снизошли, а Конькову все выложили, что узнали.
Смягчая именно этот аспект, Павел поведал жадно слушающей подруге и помощнице о найденном в подвале трупе - тот же двор, заметь, где живут Станишевские. Жильцы соседнего дома заподозрили неладное: запах из подвала их достал, один мужичок порасторопнее вооружился фонариком и спустился. Через минуту с воплем наружу - мертвое тело, милицию скорей!
Подоспевшая милиция - надо же, что у неё под самым носом творится! предложила предварительную версию: пьяный бомж свалился с крутой лестницы и шею сломал. Просто и мило, но... Экспертиза показала, что пьян покойный не был. И не совсем понятно, что ему понадобилось в подвале. Если по нужде мог и поближе, в кустах устроиться. Впрочем, непредсказуемая это публика, свои у них нравы и свой юмор: возле лифта, к примеру, нагадить...
Еще и решетка железная, преграждавшая доступ в подвал, оказалась не то, чтобы заперта, - замка там нету, только петли, и в них проволока продета и замотана туго. Конечно, кто угодно мог это сделать порядка ради, не подозревая о покойнике, но никто из жильцов пока не признался...
Дело это досталось не самому Павлу, а напарнику его, дежурившему в тот день, и потому показания вездесущей старшей по подъезду бабы Тани, уверенно опознавшей клетчатую рубаху, серые штаны и пластиковый пакет как принадлежащие предполагаемому убийце гражданки Станишевской, дошли до следователя Пальникова не сразу, а через несколько дней. Он не поленился, тут же слазил в подвал, где трупа, естественно, уже не было, - его интересовало, не было ли при погибшем бритвы, ножа, чего-нибудь этакого. В описи такового не значилось, но ведь никто и не искал. Это бабе Тане представлялось бесспорным, что незнакомец, вышедший из подъезда, непременно и убил. Специалистов же этот факт не слишком убедил, бомжи снуют по всем чердакам и подвалам, настоящий же преступник мог проживать в одной из квартир - скрылся, совершив черное дело, за собственной дверью, на звонки не ответил. Или, если пришел откуда-то со стороны, то запросто мог подняться на чердак, перейти в любой из соседних подъездов. Чего ж ему на рожон-то переть?
В сыром и темном подземелье, откуда ещё не выветрился жуткий запах покойник пролежал тут, по определению судмедэксперта, никак не меньше трех недель - Павел терпеливо шарил лучом карманного фонаря по грязному полу, трогал носком ботинка битые кирпичи, бутылочные осколки, ворошил кипу размокших газет - притащил, видно, с ближней помойки какой-то бедолага для ночлега. Раскидав эти газеты, услышал, как что-то звякнуло, нагнулся - и поднял скальпель. Почерневший, попорченный временем и сыростью до неузнаваемости, если такой и мог послужить орудием убийства, то в незапамятные времена. Да и принадлежал ли он загадочному типу в ковбойке? Вон здесь сколько всякого мусора. Впрочем, подобрать следует. И положить в прихваченный на всякий случай прозрачный целлофановый пакет.
По следам напарника Павел повторно опросил жильцов, кого днем застать успел, в основном стариков. Ничего нового: бродягу замечали во дворе, но с какого именно времени, - никто не помнит. И в беседы с ним никто не вступал, а на ругань дворника и всякие обвинения в свой адрес - лужу, мол, возле лифта устроил и прочее, и бутылки свои забери, гад, - не отвечал, уходил смиренно, бомжи - они редко когда скандалят, пока не напьются. Но этот вроде и не пил особо.
Однако к концу дня Павлу неожиданно повезло. Сменилась дежурная в диспетчерской и заступившая на смену, в отличие от той, что работу закончила, рассказала кое-что любопытное. Как и все в округе, она, конечно, слышала, что в подвале соседнего подъезда найдено мертвое тело, и припомнила, что однажды, примерно недели три назад направляла туда некоего гражданина, забредшего к ней в диспетчерскую в поисках сбежавшей кошки.
- Высокий, в очках, - уважительно отозвалась она о госте, Интеллигентный, а животными мелкими не гнушается...
Безусловно, она имела в виду Станишевского, он же сам говорил, что искал кошку. Однако связи между ним и обнаруженным в подвале мертвецом толстуха не допускала:
- Не такой это человек, чтобы с бомжами валандаться.
- Ерунда, - недоверчиво произнесла и Лиза, дослушав его рассказ, - Ну спустился он в этот подвал, кошку не нашел, так человека решил убить? Ладно, заподозрил, что это и есть тот тип, что его жену зарезал, - стал бы он мстить? Ну сам посуди, Паша, - полный бред...
- Конечно, с виду так оно и есть. А Коньков по-другому рассуждает. Конькову ты, надеюсь, веришь?
- Конькову верю, - до обидного прямолинейно ответила Лиза, будто ему, Павлу, верить вовсе и не обязательно. А ведь не видела ещё суперсыщика, понаслышке только знает. - Ну и что он говорит, твой Коньков?
А Коньков много чего говорил. В частности, сослуживцы его бывшие доложили, что человека из подвала опознали без всякого труда, однако гласности этот факт решили не предавать. Какая-нибудь склонная к сомнительным обобщениям газетка вроде "Московского комсомольца" (любимое Лизино чтение, а вот старые следаки этакую прессу терпеть не могут) непременно раздула бы историю. Погибший числился в розыске четвертый уже год (вот и повод газетчикам позубоскалить, он же и не скрывался, этот псих, обитал себе в Москве под самым носом у тех, кто его ищет). Тянется за ним кровавый след. Фельдшер из Калуги, в Афганистан отправился добровольцем не убивать, а спасать и лечить. А там сломался: насмотрелся войны, схоронил с десяток друзей, к гашишу пристрастился, в плену побывал - но недолго, обменяли на кого-то. И тронулся рассудком. Это уже после установили когда, вернувшись домой, зарезал он начальника военкомата, который его в Афганистан оформлял. Причем бедняга-то? Просто чиновник. А тут такая ненависть, ещё и семью его грозился вырезать. Пока в психушке обследовали "афганца", он сбежал - сиганул с третьего этажа в цветочную клумбу. Портрет его расклеили - "Обезвредить преступника", но без толку; неказист, неприметен, без возраста, на всех сразу похож... Подозревали его, непойманного, в трех-четырех убийствах, когда преступник пускал в ход именно нож и жертвами становились военные или их близкие... Одинокий мститель, маньяк...
- Наш случай не подходит, - быстро возразила Лиза, ни единого слова не проронившая во время долгого пересказа, - Где у нас военные? Ни одного.
- А скальпель? - напомнил Паша, - Он медик, помнишь? Коньков считает, что скальпель неспроста...
- Скальпель... И откуда он взялся, этот скальпель? - задумчиво сказала Лиза, - Знаешь, никогда не думала, что в вашей работе все так... зыбко, что ли. Домыслы, фантазии. Сплошная игра "угадайка".