— Итак, господа, последние инструкции. Капитан до конца боев останется в распоряжении военного командования. Военным могут понадобиться ваши знания и ваш опыт.
Капитан почтительно склонил голову.
— Вы, майор, останетесь для связи. Как всегда, на своей вилле. Может появиться кто-либо из наших с севера. Укажите ему сборный пункт. Если будет необходимость, пришлю к вам человека. На всякий случай побывайте завтра у меня, посмотрите. Чтобы никаких следов… Покинете город только с последними солдатами.
— Благодарю за доверие!
— Вы свободны, господа. Надеюсь, скоро увидимся.
Оставшись один, Минодзума еще раз проворил сейфы, поворошил кочергой рассыпающийся пепел, резким движением сбросил его на пол. Пусть разметет сквозняк.
Открыв окно, прислушался к стрельбе, доносившейся из порта. Там полыхали пожары, вспышки огня озаряли деревья в саду. Минодзуме стало жутко. Русские — опасный соперники. Не исключено, что где-то здесь, поблизости, находятся уже советские чекисты, посланные захватить его резиденцию.
Самое страшное — попасть в руки русских. Тогда рухнут все надежды, прахом пойдет все то, чему он посвятил жизнь. Нет-нет! При всех обстоятельствах он должен добраться до родных островов. В крайнем случае можно сдаться американцам. Он им нужен, они оценят его. Минодзума знал, что командование будет удерживать Сейсин до последней возможности. Знал и о том, что на помощь гарнизону спешит с юга гвардейская дивизия. Битва за город только разворачивалась, и трудно было предрешить, как она закончится. Но это — не для него. Когда начинается открытый бой, мастер тайной войны должен исчезнуть.
Из огня да в полымя
355-й отдельный батальон морской пехоты, которым командовал майор Бараболько, высокий худой офицер с покатыми плечами, хладнокровный и рассудительный, высаживался на рассвете. Катера подходили к маленькому плацдарму, где продержались до утра остатки раздробленной роты Яроцкого, пулеметной роты и разведчики Леонова. Морские пехотинцы постепенно оттеснили японцев от берега. К причалу пришвартовался сторожевой корабль.
Маша Цуканова, опередив подруг, сбежала по трапу на бетонную стенку, искореженную взрывами бомб. Придерживая рукой тяжелую санитарную сумку, пошла к молу. Над головой часто тенькали пули, но это не пугало ее. Страшны были разрывы снарядов, взметывавшие кипящие фонтаны воды. Грохот такой, что уши закладывало.
Возле мола Маша увидела усталых, покрытых грязью и копотью бойцов, уцелевших со вчерашнего дня. Они толпились возле ящиков, сгруженных с катера. Набивали желтыми новенькими патронами автоматные диски, рассовывали по карманам гранаты.
— Сестра, помоги! — позвали ее.
Укрывшись за молом, сидели двое: сержант с круглым лицом и совсем еще молодой матрос в порванной фланельке. Здесь же негромко наигрывал на баяне моряк в обгорелой форме.
— Не мне. Косте вот помоги, — сказал сержант.
— Куда тебя?
— В ногу.
— Сейчас штанину разрежу, — заторопилась Маша, увидев на брюках запекшееся пятно.
— Зачем портить-то! — На бледном лицо матроса промелькнула улыбка. — Мне еще воевать в них. Тут ерунда, — подвернул он штанину.
Ранение действительно было поверхностное. Маша быстро наложила повязку, тронула моряка за плечо:
— Готово. Ты у меня первенец.
— Ну? И не страшно тебе?
— Это вам, наверно, страшно тут было!
— Что было, то сплыло, — ответил вместо Кости моряк с баяном. — Кто эту ночь пережил, тому, считай, редкий кон выпал.
— Верно, Саша, — подтвердил сержант. — Теперь, значит, долго землю топтать будем. Вот только к кому бы нам прилепиться?
— С вами пойдем. А, сестра? — спросил Костя.
— На корабль тебе нужно! — решительно произнесла Маша. — Пусть доктор ногу посмотрит.
— Обойдемся, не первый раз. Там, на сопках, каждый человек сейчас дорог.
— Цуканова, не задерживайся! — крикнул кто-то.
— Иду!
— Сестричка, пожевать у тебя ничего нету? — Соросах Бахно.
— Возьми, — протянула она сухарь и побежала к своим — часто замелькали под юбкой стройные ноги.
— Ну, ребята, погостили мы на берегу и хватит, — поднялся Саша Филиппов. — Пойдем свою коробку искать. Может, правда, ты с нами? — повернулся он к Плоткину. — Починят тебя.