— Говорю, пустяки.
— Ну, счастливо, братишки!
— До встречи! — махнул рукой Костя. — Вставай. Бахно, вон офицер идет.
— Отдохнем еще.
— Хватит!
Они двинулись наперерез офицеру.
— Товарищ лейтенант, возьмите нас. Одиннадцать человек с оружием. Бесхозные мы.
— Как это бесхозные?
— Командиров наших поубивало…
— Ясно. — Лейтенант на минуту задумался. — пойдете с моей ротой. Вон старшина, пусть запишет.
Так оказался Константин Плоткин в роте лейтенанта Осокина.
Пусть читатель простит меня еще за одно отупление, но мне именно в этом месте хочется сказать, что в жизни бывают такие совпадения, такие неожиданные встречи, что просто диву даешься. Я ничего не буду сейчас объяснять, только прошу запомнить, что Константин Плоткин был первым бойцом, которому в Сейсине оказала помощь Маша Цуканова…
Они шли туда, где все сильнее разгоралась стрельба. На улице попадались трупы. Поперек тротуара вытянулся мертвый боец в новой чистенькой гимнастерке, с белым подворотничком. Из тех, кто полчаса назад высадился на берег.
— Эх, понесло нас из огня да в полымя! — ворчал Бахно.
Пулеметчик стреляет стоя
Нашу корректировочную группу катер доставил к высокому портовому крану, который издалека, за дымом, казался скелетом какого-то чудовищного животного. Ребята быстро высадились на берег. Гребенщиков и я сошли последними.
Капитан-лейтенант Собачкин приказал ждать и куда- то исчез. Мы озирались по сторонам. Причал был искалечен взрывами крупных авиабомб, вывернувших глыбы бетона, раздробивших рельсы. В воронках лежали и сидели раненые бойцы. Их переносили на катер.
С эскортного корабля било носовое орудие, направленное прямо в нашу сторону, и я боялся, как бы снаряд не задел за верхушку крана. Стреляли и японцы. Их снаряды со свистом пролетали над нами я рвались в бухте, на причалах. Недалекий взрыв заставил нас укрыться в воронке. Но любопытство пересилило все иные чувства — вскоре мы с Гребенщиковым снова вылезли на пирс. Не удержался от соблазна и Вася Кузнецов.
В порту горели склады. Дым от них был таким ядовитым, что выжимал слезы из глаз. Летели крупные хлопья сажи. По верхней части крана то и дело что-то щелкало. Но столько было шуму и грохота вокруг, что никто не обращал на это внимание. Кузнецов хотел даже подняться на кран, чтобы посмотреть, не видно ли «Вьюги, но какой- то боец с перевязанной головой стукнул его в бок кулаком:
— Тебе что, жить надоело? Под пули лезешь!
Совсем уже рассвело, а командир наш все не возвращался. От нечего делать решили позавтракать (зачем тащить с собой буханки?). Старшина Михайлов отрезал каждому по большому куску хлеба.
Пока ели, набежал фотокорреспондент. Взъерошенный в расстегнутом кителе и сразу с тремя аппаратами. Он потребовал, чтобы мы выстроились на краю причала. Прячась от пуль за краном, сфотографировал нас, торопливо записал фамилии и сказал бодро:
— Если останетесь живы, следите за газетами.
Фотографа мы больше не встречали. Снимков тоже не видели, о чем я ни капельки не жалею. Очень уж неказистый был у меня вид. Навьючен, как ишак. На голове огромная каска. В руках винтовка, на которую я опирался, как па палку. Рация, противогаз, подсумок, гранаты. Нелегко было сесть или лечь с таким грузом. А подняться — еще трудней…
Наконец появился капитан-лейтенант. Вместе с ним пришли пехотный офицер и сержант-проводник. Сержанту можно было только позавидовать — шагал налегке, с одном автоматом. У него была какая-то странная походка, мягкая, неслышная. Не шел, а будто крался.
Капитан-лейтенант объяснил задачу. Приказано пробиться в расположение батальона майора Бароболько и развернуть корректировочный пост на одной из высот. В чьих руках высота — не вполне ясно. Батальон отрезан от порта, дерется в полуокружении, но кольцо пока не сомкнулось, проникнуть туда можно. Так, по крайней мере, считал пехотный офицер. Однако мне казалось, да я уверен в этом и теперь, что в то время и наши и японские офицеры имели весьма приблизительное представление о происходящем. Настолько все перемешалось и перепуталось.
Чтобы попасть в батальон Бараболько, наша группа вынуждена была повернуться спиной к порту. Бой шел и сзади нас, и справа, и где-то далеко впереди. Самураев можно было ожидать в любую секунду и с любой стороны. Мы шли по широкой мощеной улице. Слева тянулись постройки: двухэтажные каменные особняки. Справа — большая сопка с гранитными выступами и множеством валунов у подножия. В ней зияли черные жерла тоннелей. Их было очень много. Потом мы узнали, что некоторые из них были пробиты при заготовке строительного камня, другие же пронизывали сопку насквозь и служили для стока воды.