20 августа на рассвете в наш особняк прибежал связной из штаба. Выслушав его, капитан-лейтенант приказал собираться в путь.
Через час мы были уже в порту на причалах, забитых войсками и техникой. Тут разгружались транспорты «Ташкент», «Хабаровск», «Ломоносов» и «Лозовский», прибывшие из Владивостока. Они доставили в Сейсин части 335-й стрелковой дивизии. А немного поодаль ожидали погрузки на корабли те подразделения, которые первыми высаживались в городе. Мы встретили здесь знакомых автоматчиков, разведчиков старшего лейтенанта Леонова, корректировщиков с «Аргуни». В общем, собралась вся «сейсинская гвардия», как выразился Гребенщиков.
Наша группа поднялась по трапу на высокобортный эскортный корабль «ЭК-3». Палуба его была загромождена ящиками с боеприпасами, повсюду расположились морские пехотинцы. Мы устроились на корме, за надстройками, где меньше ветра. «Жилплощадь» у нас была очень мала. Но моряк на корабле — дома, ему здесь известен любой закоулок. Желающие вытянуться во весь рост и поспать забрались под платформу автоматической пушки.
В полдень «ЭК-3» отошел от причала. Мы смотрели па удалявшийся город, разыскивая те места, где довелось побывать. Я пытался разглядеть белый камень на сопке, под которым осталась Маша Цуканова.
Обогнули волнолом. Вот сейчас кончится мыс, и мы повернем влево, на север.
Ну что ж, и у меня, и у моих товарищей совесть была спокойна. Мы выполнили то, что нам было приказано. Врага били, в бою не трусили, с захваченной сопки не отошли. Все, по-моему, дрались с одинаковым мужеством, и только случай решил, коку сложить голову, а кому вернуться в родные края.
— Чисто за бортами и кормой! — выкрикнул сигнальщик Басов. — Впереди открытое море, ребята!
Светлая память. Эпилог
Время и место встречи я знал точно: в три часа дня у ворот военно-морского госпиталя.
Прилетел во Владивосток на несколько дней раньше, чтобы не спеша осмотреть похорошевший изменившийся город. Сохранив свою прежнюю прелесть, он далеко раздвинул границы, обогатившись новыми кварталами и целыми районами. Вырос он вдвое, если не больше.
На Второй речке, где простиралось обширное капустное поле, пролегли широкие магистрали, новые дома высятся вровень с сопками. Застроились мыс Чуркин, бухта Диомид. И даже в Тихой бухте, где когда-то было у нас стрельбище, быстро растут новые корпуса.
Утром я сел в автобус № 1, который идет от гостиницы на Эгершельд до самого маяка. Сошел на небольшой площади. Вправо вела улица, полого спускавшаяся в ложбину, а затем выбегавшая к высокому крутому обрыву. На большом светлом здании увидел мемориальную доску: «Эта улица названа именем чекиста Героя Советского Союза Крыгина Михаила, погибшего в боях с японскими милитаристами в 1945 году».
Очень красивое здесь место. Я сел на камень над самой кручей. Далеко было видно окрест. Шли корабли и суда в Золотой Рог, в Улисс. Спокойно раскинулась величавая водная гладь. Могуче и незыблемо высился Русский остров, прикрывающий подступы к Владивостоку…
Разговорчивый таксист за десять минут доставил меня к островерхому зданию на Ленинской — в музей Тихоокеанского флота. Там я разыскал стенд, посвященный войне с Японией, увидел большую фотографию, с которой улыбался молодой лейтенант. Губы у него полные, лоб высокий. Кажется, того гляди дрогнут чуткие ноздря его носа, лейтенант вдохнет полной грудью и заговорит весело.
Нет, не заговорит. Рядом с портретом — партийный билет Михаила Крыгина, залитый кровью. Лейтенант носил его возле сердца.
Быстро пролетело время, и вот наступило 14 сентября — день рождения Маши Цукановой. С букетом цветов я отправился на встречу с ней. На четвертую встречу.
Мне хотелось скорее увидеть ее, но я не спешил. Знал, что в этот час к ней придет много народу, и боялся, что встреча будет слишком официальной. Зачем мне это? Лучше без торжественной церемонии.
Сдерживая нетерпение, я пешком дошел до Гайдамака, свернул в маленький тенистый сквер. Сел на скамейку возле обелиска, обнесенного якорь-цепью. Знакомая надпись: «Морякам-тихоокеанцам, погибшим в боях за честь и победу вашей Родины».
Подумалось: очень уж скромен и невысок этот памятник моим боевым друзьям, не много фамилий уместилось бы на его гранях.
В сквере никого не было. Даже девчонки, которые всегда мельтешат здесь со своими прыгалками, умчались к воротам госпиталя, откуда доносились звуки духового оркестра. И я, обращаясь к обелиску, начал негромко рассказывать о своей жизни, о товарищах. О том, что у Феди Гребенщикова хорошая большая семья, дети его уже выросли. Младший окончил Тихоокеанское высшее военно-морское училище, он теперь офицер флота.