— Сами догадались?
— Нет, сказано им было, чтобы не засоряли причал. А я Кондина спрашиваю в казарме: «Ну, нагляделся всего такого?» А оп отвечает: «Не смотрел». — «Совсем?» — «А чего на пакость смотреть?» Это он точно, он такой, товарищ прапорщик.
— А вы вот успели увидеть? — усмехнулся Сысоев.
— И не хотел бы, да тянет, словно магнит. Ну я и решил: нарочно буду разглядывать.
— Зачем?
— Для закалки нервов. Сержант советовал. Сперва производит впечатление, а потом, дескать, привыкаешь и не действует. По-моему, правильно. А непонятно мне, товарищ прапорщик, только одно: неужели те, кто такие картинки подсовывает, журнальчики всякие, неужели они всерьез верят, что сагитируют нас на «сладкую жизнь»?
— Считают, что на кого-то подействует, врежется в память, поманит…
— Оно, конечно, иного человека от хрена тошнит, другой без хрена есть не садится.
— А Кондин просто выше всяких пакостей.
— Ну, Гриша у нас монумент, — уважительно повторил Чапкин.
А Олег, скрывая улыбку, подумал: много ты знаешь, молодой солдат! Видел бы ты Кондина год назад, когда он служил на заставе. Характер у сибиряка крепкий, в какую сторону ни поверни. Вот и намучился он тогда со своим характером и других помучил. Командиров и политработников. Срыв за срывом. Недели две все нормально, а потом будто подменят его. Становится вялым, равнодушным, двигается как во сне. Расспрашивали, беседовали с ним, наказывали, а он только рукой махнет: «Мне все равно». Хмурый, насупленный, слова никому не скажет. И норовит в одиночестве остаться.
Сысоев тогда только вступал в новую должность. Подполковник Дербаносов предупредил: вот такой трудный случай. Рядовой Кондин прибыл на службу с отличными характеристиками. Грамотный, закончил техникум. Считался активным комсомольцем. А тут не заладилось. Вопрос стоит об исключении из комсомола со всеми последствиями. Жизнь у парня может сломаться.
И попросил начальник политотдела своего нового помощника, чтобы присмотрелся к солдату, попробовал понять причину странного поведения.
Это и было самое трудное. У Кондина не только равнодушие, но и недоверчивость проявлялась, неприязнь к людям. Надоели ему с приставаниями. Отвечал казенно: «Так точно…», «Никак нет…», «Мне все равно!». Больше от него ничего не добьешься. Олег чувствовал — нервы у солдата на пределе. В глазах — глухая тоска. Как бы глупостей не наделал.
Сысоев попросил тогда непосредственных начальников Кондина оставить солдата в покое, не тревожить несколько дней. Кондина к этому времени с заставы в отряд перевели, а Сысоев съездил на его прежнее место службы, поговорил там с комсомольцами, с солдатами, которые хорошо знали Григория. И выяснил, что из родных у Кондина только старшая сестра и жена. Живут в одном селе. Перед самой службой свадьба была, и жену свою Григорий очень любит. С фотографией не расстается. Получит письмо от своей ненаглядной — сияет от радости. Сестра письмо пришлет — Григорий сразу померкнет, насупится, по ночам стонет, зубами скрипит…
Обдумав предстоящий разговор, Сысоев зашел в казарму, будто случайно встретил Кондина:
— А, это вы? Загляните ко мне.
Кондин тяжело опустился на стул, пустым взглядом уставился в угол комнаты, всем своим видом показывая: говорите что хотите, не в первый раз, потерплю. И такая безысходность была у него на лице, что Олег забыл все правильные, заранее приготовленные слова.
— Плохо, Гриша? — спросил неожиданно.
Солдат даже вздрогнул: не ожидал такого искреннего, проникновенного вопроса. Дрогнули его губы.
— Ой, плохо…
— А я, знаешь, маму свою схоронил недавно, — продолжал Сысоев, думая, что говорит не по делу. Но остановиться уже не мог. — И знаешь, что я понял? Все на свете поправимо. Все можно перетерпеть, перебороть, изменить. Непоправима одна только смерть. Мысль вроде бы простая, но вот когда до нее дошел. А ведь мы с тобой почти ровесники?
— Да, — сказал Кондин. — Я с отсрочкой призывался. По семейным обстоятельствам.
— Ребенка у тебя нет?
— Если бы был!.. А то ведь одна она! Все вечера свободные. И Васька, стервец, клин бьет… Э, да что там! — махнул он рукой. Умолк на несколько секунд, но горечь и боль, так долго мучившие его, прорвались наконец и хлынули неудержимо: — Знал бы я раньше, я этого Ваську… Девчонок незамужних ему мало! Ну и она хороша! Самодеятельность у нее. На сцене вдвоем пляшут, потом домой ее провожает. Сестра пишет — на все село разговоры. Привез себе Кондин из города кралю залетную…