— Столярку правда не мы калечили.
— А кто?
— Может, шоферы, может, дорожники. Концов не найдешь, не докажешь. Попробуй лучше печеного яблочка.
— Спасибо за такое угощение. Дома чаю попью.
— Дело хозяйское. Мне тоже пора, — поднялась Дора. — А вы смотрите тут! Огонь погасить, чтобы ни одной искорки после вас не осталось!
— Не сомневайся, — заверил моторист.
— Отваливай, — буркнул Расстрига.
Женя и Дора вышли на дорогу, спускавшуюся к бухте, к мигавшим вдали огонькам. Уже засияли прожекторы на причалах, засветились иллюминаторы «Юпитера». Легкая, стремительная Женя шагала быстро, Дора с трудом поспевала за ней.
— Что ты с выпивохами этими связываешься? — упрекнула Гречихина.
— А чем они хуже других? Из Листвана, конечно, моторист — как из меня балерина, но это не его специальность, временно он у движка. Зато смекалистый, на ходу подметки рвет! Яблоки — дефицит, а он достал. Зря не попробовала.
— Ну, моторист ладно. А этот Расстрига, тунеядец несчастный? Среди дня пьяный валяется, сама видела.
— Пьяный прочухается — умней трезвенника будет, — не задерживалась Дора с ответом. — И не тунеядец он, а грузчик. Знаешь машину, которая на суда продукты возит? Он на этой машине теперь. День вкалывает, два гуляет.
— А, вот он какой, значит! — съязвила Женя.
— Как хочешь понимай, — ответила Дора. — Он, между прочим, в инженерном институте на повышенную стипендию учился. А потом плюнул: муть это. Он и так знает все, о чем им говорят.
— Гак уж и все?
— Чего ему в инженеры-то лезть, если инженер меньше работяг и заколачивает? Вот и ушел, как раньше из попов уходили. Я, говорит, студент-расстрига!
— Этому расстриге постричься бы не мешало. Или помыть, патлы, пуд грязи на них.
— Волосы грязные, да мозги светлые. — Дора защищала его с таким упорством, что можно было подумать: не влюблена ли? — Помнишь, как комиссию ждали по технике безопасности? Вечером узнали, что утром нагрянет, перетряслись все. Того нет, то неисправно. Мостков через траншею не оказалось, а за ночь не соорудишь.
— Помню. Сделали же мостки.
— Как бы не так! Никто их не делал, это Расстрига сообразил. Пришел к главному инженеру и говорит: давайте машину, две бутылки коньяку — и спите спокойно. Мостки будут без всяких нарушений инструкций и уголовного кодекса.
— На анекдот похоже.
— Спроси Коренева, он не скроет. Из своего кармана за коньяк платил.
— Сама расскажи.
— Все проще пареной репы, только соображать надо! — засмеялась Дора. — Когда общежитие строили, на всех траншеях новые мостки были. Крепкие, с поручнями. А общежитие закончили — и забыли про них. Валялись на обочине, потом истопник в кочегарку уволок. На растопку зимой. Восемь мостков. Расстрига пил в кочегарке, видел. Поехал гуда. Одну бутылку сразу прикончил с истопником. И вся история.
— На бесхозяйственности нашей нажился.
— Пользу принес. А вообще он правильно говорит: до черта добра пропадает. На одном металлоломе состояние приобрести можно.
— Что же он теряется?
— Ему много не надо.
— Захребетник же он, Дора, неужели не понимаешь?
— Каждый устраивается, как может. Все выгоду ищут.
— И добровольцы на стройку тоже за выгодой едут?
— Кто по молодости, по глупости приезжает, кто деньгу зашибить рассчитывает, а кто карьеру начать.
— О людях ты скверно думаешь, плохо их знаешь.
— А ты лучше? — насупилась Дора. — Где ты их узнала-то? У мамочки под крылом?
— Хотя бы здесь, на стройке.
— Ты тут чистенькая да наглаженная…
— А зачем в грязном ходить? Прачечная на пароходе для всех, утюг есть…
— Посмеиваешься, Гречихина… Прачечная, верно, для всех, только отмывать-то тебе, вижу, нечего. Без размаха живешь. Существуешь от получки до получки.
— А ты с размахом?
— Когда как! — Дора приоткрыла в усмешке крупные ровные зубы. Оглянулась, понизила голос: — Я два года на торговых судах работала. В рыболовецкой флотилии знакомых ребят навалом. Как придут с рейса — деньги не в счет, особенно когда в загуле. Зачем я в отпуск-то отпрашивалась?
Флотилию встречать ездила. Как ночь — кофточка заграничная. Или батник…
— Да ты что! — откачнулась Женя. — На себя наговариваешь!
— Может, и наговариваю, может, и нет. А тебя задело, видать! — возбужденно, с хрипотцой засмеялась Дора. — Может, не про себя говорю, чтобы твои глаза приоткрыть. Вот как люди-то, чуешь?
— И слышать о такой пакости не хочу!