— Ох, скукотно мне с тобой, со святошей! — Дора руки раскинула, потянулась так, что в плечах хрустнуло. — Сильного бы мне да красивого. Ты расстарайся, пограничников на танцы организуй. Чтобы и тот, чернявый, был, который с бровями. Я его охомутаю на вечерок!
— А Расстрига не приревнует?
— Смекнула, догадливая! Расстриге стакан коньяку, он и с копыт долой! Будет храпеть под кустом. А я под соседним кустиком с чернявым погреюсь.
— Надоело мне глупости слушать!
— Чего уж там, — примирительно произнесла Дора. — Поболтали и хватит. А насчет столярки лучше не вспоминай. Тогда остальная целей будет.
— Расскажешь завтра прорабу.
— Ладно, расскажу. Прорабу до лампочки.
Дора первая поднялась на палубу судна. Шла по трапу — короткая юбка открывала сзади крепкие белые ноги. Осанистая, с тяжелой походкой — словно из камня вытесана. Казалось, трап прогибался под ней. Глядя вслед Доре. Женя припомнила, когда появилась на стройке эта самоуверенная девица. Почти в одно время поселились они на «Юпитере», Дора чуть позже. И сразу неприятности у нее возникли — тряпки какие-то продавала втридорога. Беседовали с ней. Направили в передовую бригаду на перевоспитание. Ну и ничего, работает не хуже других, и норму дает, и сверх нормы. На гитаре играет неплохо. Только грубоватая и замкнутая. Иной раз весь день слова не скажет. Под настроение. Но ведь и Женя не очень уж разговорчивая, о себе не любит рассказывать.
А сегодня разоткровенничалась Дора. Дружков, что ли, защищала из-за столярки? Но почему она с ними?
9
Привычное, радостно-приподнятое состояние овладело Олегом на стрельбище. Он любил обстановку стрельб, так похожую на боевую, с четкими командами и докладами, с резкой дробью очередей, любил ощущать приятную тяжесть послушного оружия, испытывать волнение, которое превратится при виде мишеней в напряженную сосредоточенность. Эта любовь возникла у него еще в тот день, когда выполнял первое свое упражнение и все пули послал точно в цель. Словно победил в схватке с противником. И потом всегда стрелял на «отлично», получая при этом большое удовлетворение.
Со временем притупилась острота впечатлений, победы на стрельбище стали привычными, надвинулись, затянули многочисленные заботы, которые казались Олегу значительнее, важнее. И наверно потому, что давно не бывал на стрельбище, сегодня радостное настроение нахлынуло с той силой, какая бывала лишь в первые годы службы.
Упражнение выполняли молодые солдаты, показывая далеко не блестящие результаты. Некоторые успевали поразить лишь одну мишень. Желания было много, а мастерства маловато. Лишь несколько старослужащих пограничников получали пятерки.
Олег вспомнил: когда он был еще рядовым на заставе, в погранотряде имелся кружок по обмену опытом лучших стрелков. Комсомольцы организовали. Раз в месяц собирались воины на очередное занятие. Бывало по-разному. Иногда лучшие стрелки делились опытом с молодыми бойцами. Или встретятся одни лишь мастера огня, и тогда занятия идут совсем на другом уровне. Может, восстановить этот кружок? И польза, и интересно.
Изготовившись к стрельбе, Олег прикинул, где должны появиться мишени. Ну, сейчас… Палец уверенно лежал на спусковом крючке. Надавить нужно мягко, плавно…
Мишени возникли правее того места, где он ожидал. На секунду это смутило Олега, он заторопился. И глазам не поверил, увидев фонтанчики пыли, взметнувшиеся слева от мишени. Неужели промазал? Не может быть! Но спокойно, спокойно, не все потеряно!
Сысоев целился тщательно, наверняка. Очередь легла точно. Однако мысль о том, что потрачено много времени, подстегивала, торопила. Наверно, поэтому в третью мишень он опять не попал. «Как новичок! Стыдно!» Казалось, молодые солдаты с удивлением смотрят па прапорщика, переговариваются насмешливо: «Ну и стрелок этот помощник по комсомолу!..» Но молодым пограничникам было сейчас не до малознакомого им прапорщика, они обсуждали свои промахи и удачи. Лишь несколько сержантов и офицеров, знавших, каким хорошим стрелком был Сысоев, отметили его срыв. И если уж кто переживал за Олега, так это подполковник Дербаносов.
Со стрельбища они возвращались вместе в машине начальника политотдела. Тучный подполковник, утомившись за день, молчал, устало щуря глаза. Сысоев не выдержал:
— Поругали бы!
— За что?
— За блестящее выполнение упражнения, — невесело усмехнулся Олег. — В одну из трех все же сумел попасть…
— Ты сам себя казнишь.
— Радоваться нечему.