— Ты чего, Ленька?
А он:
— Ей богу, — говорит, — осяду, женюсь. Хватит болтаться, ну к черту! Она согласна, только вот отца боится.
— Да что ты, с ума сошел? — понес я на него. — Как ты здесь будешь жить? Все они тут, как волки. Посмотри на отца — чистый бандит. Картуз казацкий, зарос бородищей до глаз.
— Не с ним же жить.
— В том то и дело, что с ним. Забирай ее с собой и подавайся в какой-нибудь город.
— Не хочет она в чужой город. Говорит, увезешь да бросишь.
Идем как-то по улице, а отец ее навстречу. Сверлит нас глазищами.
Поздоровались, не ответил, словно и нет нас. Но потом окликнул:
— Это ты, што ль, ко мне в зятья метишь?
Смутился Ленька, хоть и смелый был парень.
— Ты у меня девку с ума не сбивай… В зятья! Откуда ты такой взялся? На готовенькое, значит? Ты мне девку не сбивай с толку, а то башку сверну.
И пошел дальше.
Сели мы с Ленькой на бревно, скис он совсем.
— Ну что, выкусил? — говорю я ему. — Бандит!
А тот тем временем обратно идет. Остановился около нас.
— Тоже мне жених, с отцом надо говорить, а не с девкой, если всерьез собрался. Ворота, чай, знаешь мои… Разговор у меня к тебе есть. Пошли, коли время есть.
Мы с Ленькой удивленно переглянулись, встали.
Ну, пошли мы за ним. Он впереди, мы следом. Ничего не можем понять. То прибить грозил, то вдруг в гости. А дом у него самый крайний в деревне, даже на отшибе, словно хутор. Не дом, а крепость. Зашли. Баба его молча самогонки поставила, картошки, сала. Маруська эта, продавщица, выбежала, закраснелась. Отец цыкнул на нее, ушла. Думаем, про женитьбу сейчас что-нибудь начнет. Наверно, Маруська все рассказала. А он нет, наливает еще по одной. Да все о погоде, о заработках в экспедиции. Потом говорит Леньке:
— Видел, вон ручей у нас за огородом?
— Видел.
— Воду далеко таскать твоей Маруське. Вот если взорвать камень на повороте, ручей по этому распадку прямо под окна и пошел бы.
Ленька загорелся:
— Это можно.
— В следующий раз, — уточнил я.
— А что в следующий, можно и сейчас, — говорит Ленька, — это мигом.
— Брось! — говорю. — Под мухой это не дело. В следующее воскресенье специально придем.
— Ну ладно, — говорит отец, — в следующий раз, так в следующий. А то я хотел вашего Пахомова позвать. — И снова наливает.
— А зачем же Пахомова, сделаю я, — не терпится Леньке, и шепчет мне:
— Ты посиди пока, я отлучусь.
— Ты куда это? Брось!
— Да нет. Так, во двор. Маруська там, отвлеки папашу.
— Ладно.
А папаша наливает еще по одной. Закосел я. Разговорились мы с ним, словно родственники. А уж времени не замечаю, сколько прошло. Вдруг слышу: взрыв. У меня аж вилка с салом из рук вывалилась.
— Что это? — спрашиваю, хотя уже почти догадываюсь, и нехорошо мне становится.
— А это, наверно, дружок твой камень взорвал, — щерится сквозь бороду папаша.
— А где он взрывчатку-то взял, шнур? — завелся я.
— А он лошадь у меня брал. Верхом ездил. Молод еще, горяч. Не терпится до следующего воскресенья. Счас придет.
Но Ленька не шел. Я стал беспокоиться.
Но папаша успокаивает меня:
— Давай еще по одной. Счас придет.
Выпили еще по одной. Леньки все не было. Папаша сам стал беспокоиться. Крикнул Маруську.
Но я уже вылез из-за стола. Плохо мне почему-то стало. Выскочил на улицу и побег вверх по ручью. Ленька навстречу не шел. Тогда мне все стало понятно. Я остановился и пошел медленно… Ленька лежал в самом ручье, который теперь шел по этому проклятому распадку. Вместо головы черт знает что.
До сих пор не могу понять, как это он. Выпимши, конечно, но он ведь хороший взрывник был.
Бегу обратно, злость душит, а ворота на замке. Колочу, колочу — молчат, словно вымер дом. Лишь пес надрывается. Снова колочу. Открывает папаша. Рожа красная, злой:
— Из-за вас, сволочей, под суд попадешь!
За ним двое сыновей с такими же красными рожами:
— Проваливай! Откуда? Кто такой? Ты у нас не был? И мы ничего не видели. Шляются тут алкоголики всякие…
Хотел я тогда этот дом подорвать. Ребята не дали. Так вот и пропал парень. Маруську я больше не видел. Из магазина уволилась. Видимо, отец под замок посадил.
Потом за два года я пять экспедиций сменил. Опротивело мне все из-за Леньки. И вот как-то увидел объявление о наборе рабочих на стройку в Сочи — поехал. Хватит, думаю, с меня этой проклятой вечной мерзлоты. Два года в Сочи проработал, жил в общежитии, но не лежит душа, живешь в этих Сочах, как на вокзале: люди постоянно приезжают, уезжают, круглыми сутками полуголыми толкутся на улицах. Сошелся я с одной женщиной, но скоро она спуталась с другим. Пришел как-то с работы, а сундучок мой у крыльца стоит. Опять в общежитие. Вот теперь еду, не знаю, что из этого получится. Я ведь никогда хозяйством, семьей не жил. Прощелыга. А у нее двое детей, дом, сад. Отец у нее еще в силе. Он еще как на это посмотрит.