— Ты покажешь мне её?
— Покажу… Ты еще долго будешь здесь в поселке? — Он уловил в ее голосе печаль.
— Не знаю. Наверно, еще долго.
— Мать говорит, что ты похож на моего отца.
— Да? — Георгий, окончательно протрезвевший, чувствовал себя виноватым больше перед собой, чем перед Верой: слишком легко и бездумно воспользовался он её святой доверчивостью и простотой. Впрочем, тут все было сложнее.
— Она еще прошлым летом мне это сказала. Помнишь, ты здесь долго жил, когда не было вертолета.
— Помню.
— Я пойду, а то мать меня потеряет.
— Я провожу тебя.
— Нет, не нужно, — засмеялась она и совсем не по-чукотски прижалась к его лицу своими русыми волосами. — Темно, дождь, потом тебя самого провожать надо будет вы в тундре как дети… Ты придешь к нам в гости?
Георгий засмеялся.
— Приду.
Утром Георгия растолкал Ринат Багаутдинов:
— Вставай, вставай! Летим. Пришел хороший прогноз.
— Но я не успел дать заявки.
— Полетишь без заявки. По моей. Тебе еще твои скудные летные часы пригодятся. Я заброшу тебя по пути. Так и быть, сделаю небольшой крюк. Только бензина много взять не могу. У меня и так загрузка большая, пилоты ворчат. Сколько тебе на первое время надо?
— На первое время бочки две хватило бы.
— Возьмем три. Только пилотам не говори, что твои, завопят, вертолет и так перегружен. Давай, через полчаса взлет. Я побегу за картами.
Торопливо одевшись, подхватив полевую сумку, Георгий побежал к аэродрому.
Из пилотской ему навстречу с ведром в руке вышла Вера. Он смутился больше неё и не знал, что сказать.
— Ты улетаешь? — тихо спросила она.
— Улетаю.
— Когда вернешься?
— Не знаю, Вера. У меня столько работы, а я её почти и не начинал. — Видя, что она вся поникла, виновато добавил — Так получилось. Но на обратном пути я обязательно залечу. Когда выбираться буду. Другой дороги в Корф нет.
Она молча кивнула.
— А почему я тебя раньше не видел? — Георгий не знал, о чем говорить.
— Я в отпуске была.
— Георгий! Георгий, на взлет! Пока не отменили. Вчера была заявка, пока, правда, не подтвержденная, на санрейс, — пробежал мимо командир вертолета Юра Шаронов. — Если сейчас не вылетим, нас могут перебросить туда.
— Бегу!.. Ну, я полетел, Вера. Месяца через полтора я, наверное, буду здесь. А может, и раньше.
Она опять молча кивнула.
Георгий побежал к вертолету.
— Георгий!
Он остановился.
— Георгий! Я принесла. — Глаза у неё были влажными.
— Что принесла? — не понял он.
— Вот. — Она протягивала ему что-то.
Это был медальон.
Георгий осторожно взял его в руки. Это был серебряный медальон на золотой цепочке. Он пообтерся от времени, стекло его было поцарапано, но оно было так прочно впаяно в металл, что больше чем за полвека суровой кочевнической жизни вода ни разу не проникла вовнутрь, и фотография сохранилась.
Георгий поднес медальон поближе к глазам. Из-под поцарапанного стекла, из давно улетевшего времени на него смотрели прекрасные и печальные глаза молодой и прекрасной женщины. На мгновенье ему показалось, что что-то неуловимое есть от неё в Вере.
— Взлетаем! — пробежал мимо Армен Дадаян.
— Бегу. — Георгий еще раз взглянул в прекрасные и печальные глаза неизвестной женщины, которой, наверно, уже давно не было на свете. — Ну, ладно, Вера! — и побежал к вертолету.
«Кто она? — думал он. — Мать? Невеста? Жена?».
Облачность была низкой, и вертолет, словно штурмовик, с грохотом шел над самой рекой, переходя с одной на другую из её многочисленных проток. Неделю назад выпал снег, и Георгий с трудом узнавал знакомые места. Он думал о том, что вверх по этой реке после крушения в Беринговом море три века назад шел «со товарищи» Семен Дежнев. Георгий теперь знал, что это был за путь — вверх по Апуке по её сплошным протокам и болотам. Вниз еще можно пробиться — на плоту, а вверх — голодные, холодные? Даже в наши дни: в добротной одежде, в резиновых броднях, с вездеходами, с проводниками — этот путь под силу не каждому. Георгий немало помесил здешних болот и втайне гордился тем, что работал в местах, где когда-то шел Дежнев. Теперь он знает, что это был за путь… Георгий вспомнил, как два года назад в срединной Камчатке на речке, которую теперь зовут Федотовкой, он долго стоял над развалинами избы, поставленной товарищем Семена Дежнева Федотом Алексеевым Поповым после того, как в 1654 году их в Беринговом проливе разметало штормом в разные стороны. А Дежнева выбросило вот куда-то сюда, на Олюторский полуостров, откуда он, одного за другим теряя людей, пошел на север, на Анадырь, а Попова прибило к никому неведомой тогда Камчатке, и в той избе он «со торищи» зимовал после кораблекрушения и тяжелого похода по полуострову. Георгий наизусть помнил строчки из челобитной Семена Дежнева о дальнейшей судьбе Попова: «А в прошлом году ходил я, Семейка, возле моря в поход, и отгромил я, Семейка, у коряков якуцкую бабу Федота Алексеева, и та баба сказывала, что де Федот и служилый человек Герасим померли цингою, а иные товарищи побиты, и остались невеликие люди и побежали в лодках с одною душою, не зная де куда…».