— Смотри, поворот точно как на Ватыне, — оторвал его от мыслей вездеходчик. — Где я в прошлом году без коленвала сидел.
— Да, похоже.
— Если бы ни коряки из Слаутного, что шли тогда со стадом к океану, туго бы мне пришлось.
— А ты разве на том повороте их встретил?
— Нет, недалеко от бухты Наталии. Когда понял, что ждать тебя бесполезно, пошел туда: вдруг, думаю, там есть кто, ведь одно время там ленинградские океанологи стояли. А там никого. Только этот большой черный крест.
— Ты что-нибудь узнал о нем?
— Коряки из Таловки говорили, старикам рассказывали их деды, что там похоронена какая-то русская женщина. Её снесли с большого корабля после шторма, она была женой друга большого начальника, он сильно плакал и все никак не хотел уходить на корабль. Закопали её в землю, потом выстрелили из пушки и ушли в океан… А так, сколько потом не спрашивал, у моряков, у летчиков, никто ничего не знает. Правда, один мужик из партии Рината говорил, что это жена какого-то капитана, кажется, Лигова, который был отчаянная голова и терпел бедствие в этих местах. Что об этом даже книга есть, но названия он не помнит.
— Я дома, когда работал в библиотеке, специально рылся в книгах, но тоже толком ничего не смог выяснить. Сведения самые разноречивые. В справочнике «Русские мореплаватели», выпущенном Воениздатом, написано, что бухта названа в честь русского промыслового судна «Наталия» компании Шелихова. В другом справочнике — в честь его жены Натальи Алексеевны. Я о ней и раньше читал. Это была редкостная женщина, она не только делила с мужем все тяготы многолетних охотских и тихоокеанских скитаний, но и даже после его смерти не покинула Аляски, а продолжала там его дело: доказывала правительству великую будущность российской американской колонии, с тревогой писала об англичанах, протягивающих туда руки.
— Но эти сведения не противоречат друг Другу. Даже если бухту назвали в честь корабля, то корабль в свое время несомненно был назван в честь жены Шелихова. Хотя, может, было и наоборот. Бухту назвали в честь его жены, а потом это забылось, и стали считать, что в честь корабля.
— Может, и так. Но в третьем справочнике утверждается, что бухта обследована в 1885 году вольным шкипером Геком на шхуне «Сибирь» и им же названа по имени жены Линдгольма, владельца этой шхуны. И теперь я больше склоняюсь к этой версии, тут слишком многое совпадает: жена друга большого начальника, как говорили тебе коряки, а им я верю больше, чем справочникам; Лигов — скорее всего никто иной, как Линдгольм, эти фамилии созвучны, а тот мужик из партии Рината мог ошибиться, переделать фамилию на русский лад…
База была пуста. Но к вечеру неожиданно пришел из тундры знакомый Георгию разнорабочий Лямин, пожилой, вечно молчащий, оставленный на базе за сторожа, — уходил на рыбалку. Лямин им обрадовался, напек блинов, наварил манной каши. Уже неделю была низкая облачность, то и дело сыпался дождь, но Георгия это впервые нисколько не волновало: работа закончена, а вертолет рано или поздно все равно придет, за годы работы в здешних местах Георгий научился ждать. Да и просто приятно было теперь посидеть без дела, ни о чем не заботясь, на теплой и сытой — чужой! — базе, куда рано или поздно все равно придет вертолет.
Вертолет появился через пять дней. Георгий и не мечтал, что он появится так скоро. По гулу Георгий понял, что вертолет перегружен, — значит, на борту скорее всего сам Ринат, он вспомнил извечный спор Рината с вертолетчиками, тот все время старался загрузить побольше, до предела, а дай волю — выше всякого предела.
Вертолет скрылся за небольшим увалом, вывернул из-за него, навис над поляной с бочками, служащей аэродромом, и вдруг с высоты метров в тридцать упал. Георгий не сразу сообразил, в чем дело, а сообразив, уже вроде бы стал успокаиваться, потому что вертолет стоял на земле на всех трех своих ногах, мало того — открылась дверца и из неё, как это всегда бывает, первым выпрыгнул бортмеханик. Но вдруг вертолет стал заваливаться на бок, на бортмеханика, тот, не имея времени отбежать в сторону, запрыгнул обратно в вертолет, который валился все больше, а из сопла вдруг вырвался огонь, и низ вертолета стало лизать, распространяясь вверх и в стороны, дымное грязное пламя.
Из полуоткрытого люка накренившегося вертолета один за другим выскакивали люди, бежали в сторону базы; на лице впереди бегущего была кровь — и только теперь Георгий сообразил, что нужно делать. Он бросился к дощатому балку, на котором белой краской наискось небрежно было выведено «Аэропорт», схватил чудом оказавшийся там огнетушитель и бросился к вертолету. Какой-то широкоплечий мужик вытаскивал через фонарь первого пилота. Когда подбежал, мужик обернулся, и Георгий узнал в нем Рината.