— Нет, мы к этому никакого отношения не имеем. Мы даже не будем записывать фамилий, если хотите.
— Ну, ладно… — Огромный Степанов облегченно вздохнул. — Тогда я. завтра своих успокою. Да, Кирсанова вы должны увидеть на Апохончиче. Он позавчера туда улетел.
Ночью была луна — томительная, странно поднимающая душу, что от мыслей — святых и ясных — холодок подступал к сердцу.
Снова и снова больно думалось: «А почему у нас с Римтасом все распалось? Не было ни ссоры, ни повода — ничего, а вдруг все развалилось. Впрочем, это неважно, что мы не пишем друг другу. Важно, что, вспомнив друг друга, каждому легче жить. Я уверен, Римтасу тоже».
Утром в полдевятого мы были в сборе, чтобы по первому же знаку сбросать свои рюкзаки в кузов. Но в девять мы не выехали. Водитель, подошедший к домику вулканостанции вслед за Степановым, — я еще раз подивился про себя: какой он огромный! — снисходительно усмехнулся:
— Федорыча отвозить? Хорошо, если вообще сегодня выедем.
— Почему? — не понял я.
— Так это же Федорыч. Вот увидите. А пока поеду заправлюсь.
Минут через двадцать он вернулся, открыл капот, стал копаться в моторе. Подошел Степанов.
— Почему до сих пор не выехали?
— А я что? Я — готов. Федорыча нет. И ничего у него не готово.
— Как не готово? Я же ему вчера ясно сказал, что в девять выезд. Что к вечеру ты мне будешь нужен здесь. Где он?
— Спит, наверно. Я раза два стукнулся в дверь — бесполезно.
— Разбуди. Скажи, что я велел немедленно выезжать.
Водитель нехотя пошел к дому, в половине которого жил Владимир Федорович Танюшкин. Настроение мое начало падать. Ну, этот Танюшкин!
«Пока разбудят, пока то да се — часа полтора-два пройдет. Как держат на вулканостанции такого растяпу?» — думал я, втайне надеясь, что пройдет меньше, ну — с час.
Но не тут-то было. Водитель вернулся с неопределенным ответом: «Кое-как добудился. Сказал, скоро придет».
Прошло еще с полчаса. Степанов, проходивший мимо, спросил:
— Так что, он все спит?! А ну, немедленно подними! Скажи, что в последний раз. Мне уже начинают надоедать его фокусы.
И только после этого появился Танюшник — в парадном костюме, в тщательно отутюженной серой рубахе, аккуратно причесанный, со вкусом подобранный галстук умело и небрежно повязан.
— Ты куда это вынарядился? — недобро спросил его Степанов.
— Как же, можно сказать, праздник у меня сегодня.
— Какой еще праздник? — Скулы у Степанова заходили, словно он пережевывал камни.
— Выезжаю на станцию. Работа предстоит большая.
— Не собираешься ли ехать в этом костюме?
— Нет, это так, для торжественной минуты. Перед отъездом переоденусь.
— Во сколько мы вчера договаривались выехать?
— Но, Володя…
— Никаких «но». После обеда мне машина нужна здесь. Сейчас же выезжайте.
— Но мне еще картошки купить надо.
— А раньше ты что думал? — Скулы у Степанова снова заходили.
— Раньше другие дела были. Потом мне еще надо…
Огромный Степанов, не дослушав, бессильно махнул рукой и пошел к гаражу, на ходу бросив водителю:
— Чтоб у меня к обеду выехали.
— А я что? Я — хоть сейчас, — валяя простовато-послушного ваньку, развел тот руками.
— Свози его быстренько на базар за картошкой.
Мы снова сели к заборчику к своим рюкзакам. Я уже начинал ненавидеть этого Танюшкина.
Но на картошке дело не кончилось. Выяснилось, что Танюшкин еще не получил на складе тушенку и другие продукты. Пока искали завхоза, а было воскресенье, пока грузились, стало уже полпервого. Я боялся, что останемся на обед. Но без пяти час мы все-таки тронулись.
— Лампы-то хоть, аппаратуру собрал? — на прощание спросил Степанов Танюшкина.
— За кого ты меня принимаешь, Володя? — обиделся тот. — Давно все готово, еще неделю назад. Это ведь не картошка…
Ну, тронулись!.. Тьфу, черт! Не повезет, так не повезет: баки, которые дал нам завхоз под воду, без жесткой каркасной дощатой обвязки (Танюшкин заупрямился, что она занимает в машине слишком много места) от веса воды на первом же ухабе лопнули. Хорошо еще, не успели выехать со двора. На другие баки рассчитывать не приходилось. Наскоро стали набирать воду в свое время на крайний случай прихваченный прорезиненный мешок и в продуктовые полихлорвиниловые мешочки. А я радовался, что так легко решили мы проблему с водой.
Танюшкин, уже, как вчера, взъерошенный и взлохмаченный, в спадающих, не по размеру, брезентовых штанах, стоял на подножке вездехода и занудливо скрипел: