Наконец появился Федорыч.
— Опять у тебя проявитель не на месте, — стал выговаривать Юре. — И у рации трубка перекручена. Стоит уехать на какое-то время — и полный развал. Сколько раз говорил: сейсмология любит точность и аккуратность. За прохождением сигналов не следил. На последних лентах нет их и в помине… Ну, вот и все, — повернулся он к нам. — Немного освободился. Что-то приболел я. Так-то ничего, да вот слезы идут, насморк, копаюсь в приборах— и ничего не вижу, заливает, вот. А тут дел накопилось, работать надо. Я Степанову обещал навести здесь порядок, вот. Работал тут один два месяца, Володька, все запустил. Степанов его выгнал три дня назад. Приехал сюда, а у него бардак. Гитара, туристы, штормовки по всему дому сушатся. И Юра вон, хороший парень, у него разболтался, вот.
— Делать он, конечно, ничего не делал, но туристы тут ни при чем, — обиделся Юра. — Степанов тоже хорош. Не разобрался — кричать. Пришли они мокрые, снег перед этим был. Что сейсмостанции сделалось от того, что они обсушились немного?
— А то, что сейсмостанция — не проходной двор. Снега боятся — пусть дома сидят. А Степанов мне говорит, чтобы на сейсмостанции— ни души, и наведи порядок.
— Ну, а кроме слез и насморка, что еще у вас? — спросил Семен Петрович.
— Да разламывает всего. Лень по всему телу, вот. Так бы и прилег. А прилечь нельзя— работы много. Я Степанову обещал в неделю поставить станцию. Каких-нибудь таблеток бы.
— У вас скорее всего самый элементарный грипп. Таблеток я вам дам, но лучше всяких таблеток будет вот это: разотрите дольку чеснока и луковицу и эту смесь прямо в нос закладывайте. И неплохо бы на ночь граммов сто пятьдесят водочки с перцем. Водочка-то есть?
— Да есть бутылочка. Больше не взял. Вчера у Степанова перебрал немного, под чесночок— Степанов вчера откуда-то чесночку принес, сегодня с утра на нее и смотреть не хотелось. Одну купил, вот. А сейчас вижу: мало взял… Вы мне заодно левую руку не по смотрите, что-то который уж день в руку отдает.
— Давайте. Разденьтесь по пояс.
Федорыч разделся. Был он весь щупленький, худенький, тело давно не видело солнца.
— Когда ваши ребята на Ключевской собираются? — спросил он.
— Завтра утром, если будет погода.
— Ах, у меня времени нет, сходил бы. А может, сходить? Юра тут присмотрит. Со Степановым-то мы обязательно пойдем. Он через неделю должен приехать. Портативную сейсмостанцию наверх к кратеру понесет. Мы с ним уже договорились, но еще бы раз хотелось сходить. За сколько ваши ребята собираются сходить?
— Да суток за трое-четверо.
— А, нет… Тогда я не смогу. На столько времени я не смогу оставить станцию. Со Степановым-то мы за день до кратера дойдем.
— За день? Ведь это четыре тысячи восемьсот пятьдесят, да не с какого-нибудь перевала или плато, как на Кавказе, а почти с самого нуля, с океана.
— Степанов за день ходит. В болотных сапогах, тридцать килограммов станция. Ну, и еще разный груз, палатка там, продукты…
— С рукой все в порядке. Давайте-ка послушаю вас, — задумчиво сказал Семен Петрович. — Я, правда, не терапевт, но все-таки.
— А кто вы?
— Хирург.
— Хирурги тоже разные бывают.
— Онколог, — неохотно ответил Семен Петрович.
— Онколог?! Ну, что-нибудь у вас сдвинулось с лечением рака?
— Не очень, но кое-какие успехи есть… М-да! Сколько вам лет?
— Пятьдесят пять.
— Что у вас с сердцем? Только честно.
— С сердцем? — Федорыч усмехнулся. — Два инфаркта было. С последним целых два месяца, не поднимаясь, валялся. А что, чувствуется?
— Чувствуется.
— А я, грехом, думаю, вдруг не заметит. Профессор-профессор, а вдруг не заметит.
— Да как уж тут не заметишь! Тут совсем не надо быть профессором. А вы еще собирались на Ключевской.
— Что, так уж плохо?
— Нет, я бы не сказал, что очень плохо, — уклонился Семен Петрович. — Но на Ключевской вам нельзя ни в коем случае.
— На Ключевской-то я пойду. Со Степановым договорились.
— Но это может плохо кончиться.
— Да я же неплохо себя чувствую. Это сегодня, наверное, просто с похмелья сердце-то колотится.
— И много вы вчера выпили?
— Да так, с бутылочку.
— Водки?!
— Конечно.
Семен Петрович усмехнулся, покачал головой:
— А в предыдущие дни вы не прикладывались?
— Немного прикладывался.
— Ну и в каком объеме?
— Да так, примерно по полбутылочке в день.
— По полбутылочке? У вас что, простите, не запой?
— Да какой это запой — полбутылочки в день?! Да и не больно любитель я выпить. В гробе я видел эту водку. Просто в последние дни все как-то получалось. В Ключах всегда повод найдется. То кто из «поля» вернулся, то еще что-нибудь. А как сюда, на сейсмостанцию— месяцами в рот не беру, вот… Ну, а все-таки — как мое сердце?