Выбрать главу

— Ну, может, вы несколько преувеличиваете? Чистый воздух, спокойствие… Может…

— Андрей! — перебил меня Семен Петрович. — Разве я отношусь к типу врачей-перестраховщиков? Вы меня, ей-богу, обижаете.

Я пристыженно замолчал.

— А, добрый вечер, — весело встретил нас Федорыч. — Опять дождь. Ваши, наверное, мокнут.

— Мокнут. Или, скорее, пурга.

— Ничего. Зато выйдут к кратеру — все окупится. Я, например, до Камчатки каждое лето в отпуск на горных лыжах в Терскол или в Безенги. Красота, вот.

— Вы разве не камчатский? — удивился Семен Петрович.

— Москвич.

— И давно из Москвы?

— Да уже больше года.

— И как сюда попали, если не секрет?

— Какой секрет! Все Степанов. Я ведь его чуть ли не с малых лет знаю. Когда он после Бауманского училища пришел к нам в институт физики Земли, на преддипломную практику— мы и познакомились. Вообще, он молодец! Работал в Антарктиде, искал Тунгусский метеорит, да где он только не побывал! Володька не из тех, кто женился, одел тапочки — и все. Пятый год здесь — и ни разу еще в отпуске не был, кажется. Все некогда. Так вот, как-то был он в командировке в Москве, а у меня как раз неурядицы всякие, он и говорит: «Приезжай в отпуск, посмотри, а понравится — может, и поработаешь немного. Мне поможешь». Дело тогда чем кончилось: я больной был — грипповал, выпили мы, он лечить взялся, поставил мне на спину вместо банок стаканы. Банок-то у меня сроду не было. Потом кое-как их смог отодрать. На другой день, чтобы он больше их не ставил, я скорее соврал, что полегчало. Ну вот, после этого он взял и прислал мне на дорогу денег. А я взял и уволился. И поехал, вот. Ну, как моя кровь?

— Да неплохо, совсем неплохо, — вовсю врал Семен Петрович. — Но на Ключевскую вам все-таки идти не советую. Да и с горными лыжами, видимо, придется, распрощаться.

— Значит, распроститься с горными лыжами? — помолчав, усмехнулся Федорыч. — Чем же мне тогда заняться? Легко сказать. Горные лыжи, можно сказать, единственное, что у меня оставалось. Правда, есть у меня еще одно дело… цветы. Но это я уж думал — потом. У меня в Москве в квартире автоматизированные полки, вроде книжных, но только с цветами. Уезжаю я на месяц на лыжах в Терскол — цветы автоматически поливаются, проветриваются, поддерживается определенная температура с точностью в полградуса, причем в разное время — от всходов до цветения — нужна разная температура и разное освещение. Приезжаю через месяц, а они не просто живы, а живут, растут… Вы знаете, они по-настоящему живые. — Федорыч увлекся, даже весь засветился как-то. — Только не говорят… Цветами стоит заниматься.

— А сейчас, когда вы не на месяц, а на год и больше уехали?

— Раз в месяц друг заходит, присматривает. Вы знаете, на Камчатку приезжают с разными целями. Кто — деньги заработать. Кто — еще зачем. И я — у меня задумка, мечта есть одна. В прошлом году ко дню Восьмого марта я вырастил цветы и подарил их женщинам вулканостанции. Вы знаете, какие тут дорогие цветы? На материке, когда идут на день рождения, цветы — самый дешевый подарок. А тут самый дорогой. Веточка розы, если вы еще ее найдете, — сорок рублей. Но дело не в деньгах, дело в том, что их здесь, на Камчатке, нет. Так вот, я всем женщинам вулканостанции на Восьмое марта подарил цветы. Правда, не сам — подарили от моего имени. Сам я в это время здесь сидел, на Апохончиче. А сажал я — в ванной в квартире у Степанова, а потом уехал сюда и каждый день по рации сообщал, что нужно делать. Ну, вырастить цветы в ванной — дело не сложное, хотя тоже… А вот чтобы они зимой зацвели, и не просто зацвели, а Восьмого марта, не пятого, не десятого, а восьмого! И мне это было очень приятно. И вот я мечтаю, чтобы на Камчатке круглый год были цветы… Ну, это, я думал, потом — на самый конец.

Он замолчал, потом вдруг засуетился:

— Извините, нужно ленту сменить. Это десять минут, не больше.

Я взял бинокль, вышел на крыльцо, сел на верхнюю ступеньку. Стал шарить по склону Ключевского. Я был счастлив: надо же, я на Апохончиче, в этой прекрасной пустыне, где так просторно и жутковато мыслям!

— А как ваш насморк? — услышал за спиной, через неплотно прикрытую дверь.

— Спасибо! Вы знаете, гораздо лучше. Отличное средство! Теперь буду знать. Правда, лук с чесноком здесь большая редкость. Но слабость в теле совсем еще не прошла. И под лопаткой продолжает покалывать, а насморка как не было.