— Нет, — остановил его Федорыч. — Первый тост за тех, кто сейчас на восхождении, у кратера, чтобы у них все благополучно было.
— Конечно, — виновато согласился Семен Петрович.
— Они — молодцы! А то женился, одел тапочки — и все… Никто ведь их сюда не гнал. Одним словом, молодцы… Так мы и живем, вот, — обвел он рукой свое скромное жилище. — Здесь я снова, можно сказать, стал нуждаться в человеческом общении. Люди — здесь редкость. Внизу вон на Хапице, километрах в сорока, алма-атинские селевики стоят. Они иногда заглядывают, по нашей рации на связь выходят.
— Владимир Федорович, а все-таки, если не секрет, конечно, что привело вас на Камчатку? — вновь стал допытываться Семен Петрович.
— Зачем приехал? — усмехнулся Федорыч. — Деньги? Нет. Накоплений мне не надо. С моим сердцем зачем они мне. А семьи у меня нет, чтобы кому-то наследство копить. Да и не умею я копить деньги. И боюсь их. Когда у меня в кармане больше ста рублей, на душе неспокойно. Куда-то их надо скорее деть… Кандидатской диссертации, как некоторым, мне тоже не надо. Я уже не в том возрасте. Я просто хочу посмотреть на Камчатку. С детства мечтал. Ну, и раз приехал — оставить после себя хорошую память. Чтобы я уехал, а люди, которые останутся здесь после меня, вспоминали добрым словом, вот. Здесь, на Апохончиче, например, я хочу сделать хороший щит. А то что?! Основали станцию в пятидесятые годы. С этого времени на ней сменились десятки людей, не было универсальной стандартной схемы щита, и каждый мудрил, на что был способен, а больше на то, что позволяли подручные средства. Тут невозможно что-нибудь переделать, здесь нужно все создавать заново, потому что в этом щите совершенно невозможно разобраться, нет никакой схемы. Вот, например, эти провода — куда они идут? Никто не знает. Я как-то неделю убил, дай, думаю, все-таки докопаюсь, куда они вдут, но ничего у меня не получилось. Куда-то в стену, а из стены нигде не выходят. Не разбирать же мне дом. Ну, а потом, за Апохончичем, привести к единой схеме все другие сейсмостанции института. Чтобы потом могли вспомнить меня на Камчатке добрым словом… Ну, Юра, разлей еще по маленькой. Так-то вот. Закусывайте, закусывайте чем богаты!
— Ну, а на этот раз за ваше здоровье! — снова предложил Семен Петрович.
— Ну, что ж, теперь, пожалуй, можно. Здоровье — это как раз то, чего мне очень не хватает. Так вот и живем. Только штатной должности пока для меня нет, — вдруг с обидой сказал Федорыч. — Числюсь простым рабочим по трудовому соглашению. Поэтому даже не имею права на отпуск, и это обидно. Вроде бы как бич.
— Ну, а Степанов?
— А что Степанов? Обращался он в институт вулканологии: может, добавите штатную единицу? А они ему: «Пусть, — говорят, — едет к нам в Петропавловск, в институт, начальником мастерских. Нам такой человек позарез нужен». Ну, сами подумайте, зачем мне ехать в, Петропавловск, это противоречит тому, зачем я вообще ехал на Камчатку. Тогда мне лучше в Москву ехать. Мне говорят:
«Зачем тебе, с твоими знаниями торчать на Апохончиче, езжай в Петропавловск». А я не хочу в Петропавловск — шум-гам, видел я в гробе ваш Петропавловск, вот. Я даже в Ключи не хочу. Дайте мне штатное место и дайте спокойно работать на Апохончиче. Ну, и на другие станции буду выбираться, чтобы порядок там навести. Но я опять в старом положении, чуть ли не бича, что ли, а мне нужно бронировать квартиру в Москве, а без постоянного места работы я на этот документ не имею права. И вот вроде бы увольняют одного и я, наконец, буду лаборантом в девяносто рублей — с чего начинал, вернувшись с фронта. А вдруг у этого еще полгода отпуск? Тогда мне еще полгода без зарплаты сидеть. Конечно, я могу уехать в Москву на любую из прежних своих работ. Я больше года здесь, и до сих пор не прописан. Милиция уже несколько раз придиралась. Хорошо, Степанов спасает… — Федорьгч снял со спинки кровати полотенце, вытер вспотевшее от чая лицо.
— А вообще кто вы по профессии? — спросил Семен Петрович.
— Да чем я только в жизни не занимался! Даже огранкой алмазов и фальшивые монеты делал. А вообще, всю жизнь занимался колебаниями. Сейсмика — это ведь тоже колебания. После войны начал работать в институте физики Земли — старшим инженером. Почти пятнадцать лет в нем проработал. Потом перешел в Мосэнергоремонт — в простые мастера, из-за квартиры… Кстати, я в вашей Уфе был, — оживился Федорыч. — У меня с ней даже одна история связана. Машина на
ТЭЦ у вас там пошла в вибрацию, и ничего сделать с ней не могут. Как этот район называется… Тогда это еще отдельный город был, Черниковск, что ли…