— Владимир Федорович, простите, у вас глаза не болят? А то Эрнест у нас хороший глазник.
— Нет, спасибо, — сказал он и склонился над рацией.
…Я взглянул на часы: давно нужно было идти.
— Мы обязательно встретимся, — убежденно сказал я на прощанье.
— Неплохо бы, — усмехнулся он.
— Через год, если все будет хорошо, я буду здесь. А если не здесь, то в Москве встретимся.
— Тогда на всякий случай запишите мой московский телефон.
— Ну, до встречи! — сказал я. — Ухожу, не прощаюсь…
— Прощайте, — сказал он. — Сейчас ничего… Степанов приедет… А потом зима, может, один останусь. Юра скоро уедет. Дадут помощника или не дадут, а Кузьму еще долго ждать…
Я спустился со старого лавового потока, сел в черный пепел, чтобы взвалить на плечи рюкзак, поднялся — сначала на четвереньки, только уж потом на ноги и, не оглядываясь, пошел в сторону коптящего в отдалении Безымянного. Но, перебравшись через «сухую» речку, все же оглянулся. Федорыч с Юрой стояли на крылечке и смотрели нам вслед.
Под Безымянным Ивана Терентьевича Кирсанова уже не было — от парней из группы аэрокосмических методов лаборатории активного вулканизма, руководит которой, кстати, Евгений Константинович Мархинин, узнали, что день назад на подвернувшемся вертолете Иван Терентьевич улетел на свежие прорывы Толбачика. Мы подошли к домику вулканологов у подножья Безымянного в сплошном дожде в три часа дня. Идти на восхождение в такую погоду, да еще к вечеру, да еще после такой дороги было глупо, настроились отдохнуть, а к кратеру идти завтра с утра пораньше. Но Семен Петрович отвел меня в сторону:
— Может, уговорите ребят пойти сегодня? Мы и так на три дня запаздываем на вертолетную площадку. К тому же будет любопытно взять анализы после двойных перегрузок.
Помянув про себя недобрым словом науку, мы потащились наверх, на трехкилометровую высоту, к закрытому черными тучами кратеру. Но потом, когда мы, мокрые в, нитку, наконец пробились через переполненные водой тучи, пришло ощущение счастья: шаг за шагом врубаешь сапоги в сверкающий под вечерним солнцем хрустящий голубоватый снег, сердце колотится в висках, тучи далеко внизу, кроваво-пепельные, а вверху — грозно коптящий кратер и необыкновенно чистое, густо-синее бездонное небо.
Мы вернулись к палаткам только ночью, а утром, точнее уже к полудню, когда сонные, разбитые, один за другим собирались к костру, земля ушла вдруг у меня из-под ног я от неожиданности присел, еще ничего не поняв, и тут один за другим шесть раз так рвануло, — и весь склон Безымянного, по которому мы вчера поднимались и спускались, из серебристо-белого стал черным.
— Ну, мальчики, — спросил Семен Петрович, — плохо вчера я поступил, что погнал вас к кратеру?
Наскоро перекусили, то и дело оглядываясь, побежали прочь — через три дня мы надеялись быть на свежих прорывах Толбачика. Несмотря на большой груз и вчерашнюю усталость, бежалось ходко, видимо, сказывалось, что за спиной сквозь дрему лениво ворочался Безымянный — а вдруг по-настоящему проснется? — и пока никак не отдалялся.
— Семен Петрович-то! — воспользовавшись тем, что тот оторвался вперед, покачал головой Эрнест. — Не угонишься.
Я промолчал. Я знал, чего не знали ребята, хоть каждый шесть лет учился у него. Я знал о том, что Семен Петрович держал в тайне и был уверен, что я тоже не знаю об этом. Я узнал об этом совершенно случайно несколько лет назад, точнее, узнала моя жена: в поликлинике была на приеме у терапевта, в это время зашла сестра со списком жильцов микрорайона, состоящих на спецучете из-за туберкулеза легких:
— Тут какая-то ошибка. Семен Петрович Андронов в списке. Думала, однофамилец. Но адрес вроде бы его… Инвалид второй группы.
— Никакой ошибки нет, — вздохнула врач. — Это действительно он.
— Но ведь он такой спортивный, всегда подтянутый, — сказала молодая сестра. — Такие операции выстаивает.
— Все верно. Но у него всего пол-легкого.
Прошу вас об этом очень-то не распространяться. Он не любит этого.
…За Плотиной — своеобразным перевалом между потухшей сопкой Зиминой и вулканом Безымянным — к нам подсел вертолет хабаровских геодезистов.
— Мы думали, наши. Так это вы на Апохончиче баню отремонтировали? — засмеялся первый пилот. — И всех вулканологов перепугали. При приближении вас они разбегаются, словно зайцы. Мылись в, вашей бане. За березовыми вениками вниз сгоняли, дров забросили, селевики пришли, Степанов прилетел, потом Гундобин из аэрогеологии объявился, когда-то он здесь работал, а двадцатого у него день рождения, ну, и за вас тост был. От Танюшкина вам привет!