*** Едва смогла уговорить Асканио не провожать меня. И да, я не попала в вечное рабство Колобка: мой «друг» любезно расплатился за все сам. Глупое, наверно, замечание... Но, увы, этот момент для меня слишком важен. Не по моей воле. И не из-за жадности. Хотя, согласна. Безрассудно было соглашаться на то, что не по карману. Даже если это разовая акция. Безрассудно, но содеяно. Едва мы расстались (Аско сел в свой автомобиль и укатил в неизвестном мне направлении), как всё тот же Колобок, администратор, догнал меня и, едва не давясь слюной от волнения, протараторил: - А, а вы еще не передумали? Хотите у нас работать? Есть один вариант... Замялась, застыдилась я от услышанного. И пусть невероятно соблазнительно всё звучало, однако... увы: и без того слишком хрупкий лед, на котором ныне обитает моя Сказка, разгораются баталии чарующего бытия. - Нет. Это была проверка - и Вы ее не прошли, - пронесла полную чушь, то, что первое пришло в голову, резкий разворот - и торопливо пошагала прочь... ...покамест Феерия всё еще дышит.
Глава 7. Сюрреалистический мир
*** Три дня упрямых поисков - и нашла. Нашла я себе работу. Всё так же по утрам. С семи до трех. Пять дней в неделю... Свободны - среда и воскресенье. Да уж. Все хорошо, на все согласна... да вот в воскресенье, свободное это, мое Cimitero acattolico закрыто. Придется выдумывать, придумывать, чем иным заниматься в этот день. Или же искать новые места... для вдохновения. Вот и иду, бреду сейчас... по зеленым аллеям, теряюсь в глубине то одного, то другого, то третьего парка - ищу свою Музу. И это не то, и это не так. Людно, слишком людно здесь - до ужаса и отчаянного крика раздражают всё и все: дамочки, мамочки, дети, старики с газетами и кормом для уток, молодые люди... с псами-свиньями на поводке. Бр-р. Верните мне мой рай. Верните тишину и покой.
- Один рожок. С вишневым джемом. - Два, давайте два таких, - от его голоса передернуло на месте. Резко обернулась. - Асканио? - И снова встретились, - мило улыбнулся мой «друг» и тут же подался вперед, забирая две порции сладостей. - Возьмите, - протянул деньги за двоих. - Я сама заплачу. - Не чуди, Амели. Не чуди, - заботливо обнял (свободной рукой) за плечи и отвел меня в сторону. Немного замялась. Слова застряли в горле. - А В-вы, здесь?.. - А я здесь проездом. Еду, ничего не подозревая, а тут бах - в зеркале заднего вида увидал тебя. Чуть не пропустил. Думаю, дай-ка поздороваюсь. Как жизнь? - протянул мне руку, дабы я ухватилась за локоть, и смогли спокойно прогуляться. - Да так... свободные часы выпали на воскресенье, а Acattolico закрыто в воскресенье. Вот и пытаюсь, за пределами некрополя, найти что-то милое сердцу. - И как успехи? - Пока ничего. - А другие кладбища? Скривилась: - Не люблю другие - они меня удручают, пугают. Рассмеялся: - А Протестантское нет? - Привыкла уже. - Ясно. - Кстати, - решила состроить вид умной барышни, - когда-то сам Оскар Уайльд, побывав там, на нашем любимом Cimitero acattolico, сказал, что это - самое святое место... в Риме. Радушно усмехнулся. - Что? - только и смогла выдавить из себя в оправдание. Покраснела. Секунды, чтобы собраться - и вновь продолжила, сгорая уже от обиды: - П-правда. Я читала про это... - Знаю. Слышал и я, - глубокий вдох, дабы привести мысли в порядок. - В 1877 году Оскар проведывал английского поэта Китса. Занимательно то, что Уайльд боготворил этого Джона, умершего совсем молодым (как некогда и сам Китс боготворил озаренного юношеской гениальностью Томаса Чаттертона, покончившего с собой в возрасте восемнадцати лет, и все-таки оставившего в наследие потомкам немало запечатленного в искусстве совершенства). Уайльд посетил в Риме могилу Китса и дом, где тот умер, о чем потом и писал лорду Хоутону. Видишь ли, ему не понравилось барельефное изображение головы Китса - точнее, его портрет в профиль в медальоне. И вот захотелось Оскару, чтобы заменили все это на окрашенный бюст, похожий на тот, который у раджи Кулапура во Флоренции. Ведь тонкие черты лица Китса и богатство его красок невозможно воспроизвести в обычном белом мраморе[1]. Кажется, примерно так звучали его слова. Изумленная до глубины души, заморгала лихорадочно я: да уж, хотелось сумничать, да не вышло, только дурой себя выставила. - А Вы - поклонник английской поэзии... тех времен? Загадочно улыбнулся. Короткий взгляд на меня, а затем вновь уставился пред себя, шагая неспешно, тем самым задавая темп нашему променаду: - Нет. Я больше прозу люблю. Да и так, скорее философские рассуждения, или научные работы. Крайний случай - то, что завязано на психологии человека, чем терзания из пустого в порожнее.