– Не говори глупостей! – прикрикнула на него Ника. – Все будет хорошо, Вика и тетя Саша просто очень болели все это время.
– Простудились, да?
– Нет, у них душа болела.
– А…
– Еж, отстань! Слава, ну хватит таращиться на меня, как на привидение. – Ника смешно сморщила носик и кивнула в нашу сторону: – Ты бы действительно помог маме устроить твоих поудобнее.
– Ника! – сипло проклекотал парень, откашлялся и продолжил: – Я очень надеюсь, что ты не пошутила. Ты, конечно, еще маленькая девочка, а детей обижать нельзя, но я не посмотрю…
– Слава, – абсолютно точно скопировав его интонации, Ника бесцеремонно прервала возмущенную речь, – ты, конечно, уже большой мальчик, но ума так и не нажил. Кто же шутит такими вещами?
– Но ребенок Вики погиб, мы сами это видели, вот этими вот глазами! – заорал Славка. – Этот урод Фридрих забрал малыша вместе с собой в пропасть!
– Мой маленький, – еле слышно прошелестела с пола Вика, – мой сынок, мой Помпошечка! Ему еще и месяца не исполнилось, капельке моей! Нам ведь почти удалось сбежать, но эта скотина… Эта тварь… Он догнал нас. И убил моего сына. Да, я назвала его Михаэлем, но это легко было прочитать в моих мыслях, да, Ника? И ты решила, что меня можно утешить обманом? Зачем ты так, малышка?
– Во-первых, я не читаю мысли так, как вы предполагаете, – устало улыбнулась Ника. – Я могу ощущать эмоции, чувства, могу увидеть какую-то определенную картинку из чужих воспоминаний, как будто кусочек фильма. А во-вторых, сначала вам с тетей Сашей надо прийти в себя, а потом мы поговорим.
– Я уже в порядке. – Упс, я и не заметила, что Сашенция тоже открыла глаза. – И согласна с дочерью: зачем ты так с нами, Ника? Ты же была доброй девочкой! Если ты можешь ощущать чужие чувства и эмоции, ты должна была понять, через ЧТО пришлось пройти Вике. И нам со Славой, когда мы целый год считали ее погибшей…
– Тетя Саша, я…
– Так, стоп! – Я поднялась с пола, обогнула озадаченного пса, окончательно запутавшегося в происходящем, и села рядом с едва сдерживавшей слезы дочкой на диван. Обняла ее за худенькие плечики и прошептала на ухо: «Никуська, ты не расстраивайся так, ты пойми их. Они ведь не видели тебя четыре года и не знают, что ты можешь. Я сейчас все объясню, а ты пока успокойся».
– Хорошо, мамс, – слабо улыбнулась Ника.
– А вы, дамы, – обратилась я к все еще сидевшим на полу Саше и Вике, – выкорчевывайте себя с ковролина и давайте-ка поговорим. Вон, можно в кресла сесть, можно за стол. Кофе будем пить или так, всухую пообщаемся? А может, сразу к нам рванем? Там Катерина мегабанкет готовит, и все участники заговора ждут результата.
– Какого еще заговора? – проворчал Славка, странно поглядывая на Нику.
– А вы что думали, легко было устроить массовый вылет Демидовых из немецкого гнезда?
– Так что, получается, заморочки с бизнесом – ваших рук дело? – нахмурилась Саша, устраиваясь в мягком кожаном кресле. – Вы решили напакостить, чтобы заманить нас в Москву?
– Все-таки ты, Сашенция, редкостная дурында, – грустно констатировала я. – Нет, уточню – свинская дурында. Всерьез предположить, что мы можем напакостить!
– Но ведь действительно проблема…
– Проблема у вас одна – плохой подбор персонала. Вернее, руководства персоналом. Трусость и некомпетентность вашего фон Страуса плюс бизнес-опыт небезызвестного вам господина Салима создали видимость глобальной зад… гм, глобальной проблемы, для решения которой понадобился прилет всего правящего триумвирата.
– А я давно говорил – гнать надо этого Клауса, – проворчал Слава. – Но зачем было огород городить?
– Какой огород? – Ежик у нас парень любознательный, да.
– Никакого огорода, Слава просто хочет показать, что он пока еще помнит русский язык, – съехидничала Ника. – Но в пределах базовой школы.
– Яблочко от яблоньки… – фыркнул парень, покосившись на меня.
– Само собой, – кивнула я. – Что же касается огорода – сами виноваты. Нечего было мне изоляцию устраивать! Разговаривать не хотите? Трубку не берете? Звонки игнорируете? И решили, что смогли таким образом от меня дистанцироваться? Забыли вы меня за эти годы, я смотрю.
– Тебя забудешь, – буркнула Саша и погладила по плечу присевшую на ручку кресла дочь. – Ты как, родная?
– Все нормально. – Девушка попыталась бодро улыбнуться, но дрожавшие в уголках глаз слезы выдавали кипевшую внутри боль.
– Я сразу поняла, что твое нежелание общаться вызвано не только обидой, ведь не такая уж и серьезная провинность была с моей стороны…
– Ничего себе! – возмутилась Саша. – Пропадала больше трех лет, ни слуху ни духу, я столько слез пролила, так скучала по вас, и вдруг – бабац! Из газет – подчеркиваю, из газет! – узнаю о том, что вы с Никой живы-здоровы и вернулись в Москву с чудесным прибавлением семейства, вон той маленькой копией одного злыдня. – И она, не удержавшись от улыбки, кивнула в сторону сопевшего возле сестренкиного плеча Ежика. – И ни одного звонка!