– А-а, – протянул Джебет, – попали по призыву. Думаю, что даже у нас происходит нечто подобное. Англичане направо! Французы налево! – без перехода крикнул он.
– Я понимаю, – добавил он, забравшись на свой насест, – призыв… Но даже с этим чертовым призывом вас все равно здорово расколошматили.
– А ведь мне казалось, – быстро отозвался Майа, – что вас тоже расколошматили.
Наступило молчание. Англичанина, казалось, удивила такая постановка вопроса, и он задумался.
– Верно, – сказал он наконец вежливо, – и нас тоже расколошматили.
Но Майа почудилось, будто эта мысль лишь впервые пришла англичанину в голову и даже сейчас он принял ее не без оговорок.
– Англичане направо! Французы налево!
Выкрикивал он сейчас свою команду в более быстром темпе, как бы желая наверстать упущенное время. Майа искоса следил за толпой. Команде Джебета и теперь, как и прежде, никто не повиновался. Как же он ухитряется этого не замечать?
– Уже час я здесь торчу, – сказал Джебет, – и все проходившие мимо французские офицеры грубо меня оскорбляли. Все без исключения. За всю жизнь я столько ругательств по своему адресу не слышал.
– Примите мои сожаления, – отозвался Майа.
Это слово тоже оказалось магическим. С лица Джебета как по волшебству исчезло напряженное выражение. Он поглядел на Майа с ребяческой симпатией.
Грубо раздвигая толпу, к ним подошел какой-то томми, с минуту подрожал рукой где-то на уровне своих бровей и обратился к Джебету с вопросом. Говорил он по-английски с таким странным акцентом, что Майа не понял ни слова.
– Конечно, конечно, – отеческим тоном ответил Джебет, – не волнуйтесь, вас погрузят на суда всех до одного.
Томми отошел. Майа задрал голову.
– А не могли бы вы сказать и мне то же самое? Именно этого ответа я и добиваюсь от вас.
Джебет улыбнулся, помялся, потом нехотя ответил:
– Боюсь, что нет. Здесь грузят только англичан.
«Наконец– то, -подумал Майа, – наконец-то ответил». А ведь пришлось болтать с ним чуть ли не четверть часа, чтобы добиться ответа. Четверть часа беседы, плюс цитата из Шекспира.
– До свидания, – сказал он.
Он круто повернулся. Но не сделал и двух шагов, как его окликнули.
– Мистер Майа! Мистер Майа!
Он оглянулся и подошел к офицеру.
– Послушайте-ка, – проговорил Джебет, – я могу кое-что для вас сделать. То есть надеюсь, – добавил он, – что смогу что-то сделать. Идите в Бюро по эвакуации и спросите капитана Фири. Полагаю, что он может заняться вами.
– Бюро по эвакуации?
– Идите прямо, до пляжа, там свернете налево, и ярдах приблизительно в шестидесяти будет розовая вилла.
– Как вы сказали, капитан?…
– Фири, Джеральд Фири. Его легко узнать, у них в батальоне он самый низенький.
– Он и в самом деле такой низенький?
– Да нет, – улыбнулся Джебет, – вовсе он не низенький, но в их батальоне все офицеры очень высокие.
Майа рассмеялся, Джебет поглядел на него с удивлением, потом тоже захохотал. Хохотал он, как и в тот раз, – фыркал, кудахтал, настоящий школьник.
– Well [7], – он вдруг снова приобрел свой солидный вид. – Немного выше вас; у него усики маленькие, вроде зубной щетки.
– До свидания.
– До свидания, мистер Майа.
Майа снова нырнул в скопище людей. И за спиной услышал неунывающий голос Джебета:
– Англичане направо! Французы налево!
Он оглянулся. Джебет широко размахивал руками. Ясноглазый, с девичьим румянцем, он казался ангелом у врат рая, специально поставленным наводить порядок среди мертвецов, отделять праведников от грешников. «Только нынче, – подумал Майа, – праведники – все англичане».
Он ждал, что перед ним откроется, пусть небольшой, порт, причалы или хотя бы дамба, с которой ведется погрузка, пришвартованные к ней огромные транспортные суда, люди, карабкающиеся по сходням. А увидел только пустынный берег, тянущийся в обе стороны до самого горизонта. Пляж, бальнеологическое заведение напротив кокетливых вилл за невысокой опорной стенкой, преграждающей путь волне в штормовую погоду. Транспортными судами оказались обыкновенные баржи, до смешного маленькие и ветхие. У одной на левом борту виднелось даже старинное, давно вышедшее из употребления, лопастное колесо. Неподалеку от них сновали два совсем игрушечных миноносца.
На берегу бесконечно длинными параллельными рядами стояли в ожидании томми. Подальше влево, уже за пределами участка, отведенного под посадку, группами держались французы. Англичане направо! Французы налево! Каким чудом слова команды, которые безуспешно выкрикивал Джебет на перекрестке, превратились здесь в реальность?
Тихое, как озеро, море ослепительно блестело на солнце. Между берегом и грузовыми судами беспрерывно, не спеша ходили три, а может, и четыре маленькие зеленые лодки. И каждый раз лодка доставляла на судно от силы полдюжины томми. Майа ошалело следил за их снованием. Как при таких темпах можно переправить через канал целую армию?
Тут он услышал знакомое жужжание и вскинул голову. По трое в ряд шли немецкие истребительные бомбардировщики. Летели они высоко и прямо над головой Майа, – во всяком случае, ему почудилось, что именно над ним они начали описывать широкие круги. Один из двух небольших миноносцев, патрулировавших у берега, вдруг резко рванулся вперед и направился, выписывая зигзаги, в открытое море, с силой рассекая воду и оставляя после себя пенистые глубокие борозды. А через минуту залаяли зенитки.
Они били отовсюду – с миноносцев, с грузовых судов, с берега, с крыш. Стоял оглушительный грохот. И уже через минуту небесную лазурь прошили десятки маленьких белесоватых облачков, которые, казалось, возникали всего в нескольких сантиметрах позади немецкой эскадрильи, плыли ей вслед, потом одно за другим растворялись в воздухе. Внезапно берег огласило неистовое «урра!». Это взлетели канадские истребители. Странное дело, они шли с востока, будто их база находилась там. И мгновенно бомбардировщики перестроились, строй их распался, раскололся пополам, образовав как бы изящный венчик гигантского цветка. Одни ринулись навстречу истребителям. А другие сбились в кучу, сжались и пошли в пике прямо на море.
Наступило минутное затишье. Береговые зенитки замолчали. Теперь слышалось только отдаленное уханье автоматических пушек на миноносцах, Майа поднял глаза. И тотчас опустил их. Его ослепило солнце. Да и воздушный бой разыгрывался на такой высоте, что ничего нельзя было разглядеть. А если бой там и продолжается, все равно ничего не слышно.
Вдруг Майа почувствовал, что его схватили за руку.
– Что, взяли? – произнес рядом с ним чей-то голос. – Взяли?
Говорил какой-то пехотинец, костистый, тощий. Он весь трясся от возбуждения, и неотрывно глядел ла море выкатившимися из орбит глазами.
– Взяли? – повторил он. – Что, взяли?
При каждом слове на его тощей шее судорожно ходил кадык. Майа вырвал руку и посмотрел на море.
Все произошло с такой неестественной быстротой, что он только потом, через несколько мгновений, отдал себе отчет в случившемся. Три бомбардировщика гнались за одним из миноносцев, шедших параллельно берегу. Вдруг один бомбардировщик оторвался от тройки, спикировал, чуть не упав на свою жертву и сразу же взмыл вверх. Майа увидел, как от него отделились три больших предмета. Да, у того безьерца оказался верный глаз. Издали они походили на три капли птичьего помета. Три безобидные капли помета какой-то гигантской птицы. Майа заметил, как вокруг миноносца взметнулись фонтаны воды. Но тут второй немецкий бомбардировщик вошел в вираж, свалился на одно крыло, прежде чем войти в пике. На этот раз раздался глухой удар. Пламя охватило миноносец. И теперь он уже не двигался. Потом третий бомбардировщик обрушился на свою жертву. Снова раздался глухой удар. Миноносец дал крен, затем на мгновение словно выпрямился и тут, как бы измученный этим последним усилием, лег набок…