Они подошли к воде. Остановились, глядя через озеро на Сёмку. О чем-то вполголоса поговорили. Физрук, демонстрируя официальность, громко обратился к женщине:
— А это, гражданка пассажирка, наша местная достопримечательность — Змеиное озеро. Запоминайте, потом расскажете в своем городе.
Женщина понимающе глубоко кивнула, всем видом показывая вежливую скуку пресыщенного туриста, вынужденного внимать бесталанным рассказам усердного гида. «Гид» замолчал, явно озабоченный не той темой, которую только что обозначил.
— Мальчик! — вдруг ласково обратилась женщина к Сёмке. — Ты из какого класса?
Сёмка, казалось, был готов ко всему. Но этот простой вопрос, а может быть тон, в котором он прозвучал, поверг юного конспиратора в замешательство. Если бы не звуки шлягера, то можно было сказать, что повисла напряженная пауза. Женщина, кажется безотчетно, сделала едва заметный шаг назад и вопросительно посмотрела на физрука.
— Эй, казачок-рыбачок, — крикнул физрук, — что-то я тебя не узнаю. Ты откуда? Не станичный?
Сёмка пришел в себя и, как можно небрежней, качнул головой в противоположную от станицы сторону, в сторону дач.
Двое на том берегу облегченно улыбнулись друг другу и стали раздеваться.
Сёмка полагал ее целомудренно красивой. Именно такой она была… до этой минуты. Оказывается, раздетой она красива иначе — как ангел, как богиня, как… Сёмка даже затруднялся еще подумать — как. Ему захотелось снять очки, чтобы лучше рассмотреть это чудо, но раскрылся бы его сознательный, некрасивый обман. Поэтому он только вздохнул.
Купальник «богини» и плавки станичного алиментщика удивительно гармонировали: по цвету и фасону. Возможно, случайность, но Сёмке открытие не понравилось.
— Ты, гражданка, — физрук засмеялся, — стели достархан, вот здесь, в тенечке, под шелковицей, а я займусь напитками.
Он вынул из сумки бутылки, несколько из них положил в воду, и энергично, шумно потерев ладонями друг о друга, весело выкрикнул:
— К бою готовы!
Физрук, кроме хронической слабости к «слабому» полу, был известен еще и тем, что состоял в местном казачьем курене, образованном по последней моде станичниками, числился там наказным атаманом. По причине последнего увлечения отрастил усы, которыми очень гордился. Движения его, что заметили даже школьники, стали более степенными, а каждое предложение претендовало на афоризм. Например: «Усы у казака — первая и последняя мета. Можно остаться без коня, без шашки и даже без… штанов, и тогда только усы засвидетельствуют в казаке казака!..»
Первая бутылка открылась с шумом — хлопком и пеной, пробка, высоко взлетев, шумно шлепнулась в воду.
…Она сидела на большом камне вполоборота к озеру, а значит и к Сёмке, грациозно отведя согнутые в коленях ноги. Так она была похожа уже на русалку. Заколка-перо вспыхивало при плавных поворотах головы. Даже вино в ее стакане, который она протянула к стакану физрука, играло солнечными бликами сказочно.
— Ну что ж, мой добровольный гид, за уик-энд!
Они выпили: «До дна, до дна, до дна!» — подбодрил физрук после своего «залпа» и торопливо налил по второму стакану: «У нас, кубанских казаков, так положено».
Она вновь подняла стакан, — внимание! — но тут же слегка отвела его в сторону, этим жестом призывая не торопиться. Затем, прищурив один глаз, посмотрела сквозь граненое стекло, через все озеро, на противоположный берег:
— Арнольд Степанович, убавьте, ради бога, звук. Все мысли из головы улетучиваются!
— Наоборот, голова хорошими мыслями наполняется, — парировал физрук, но послушно сбегал к кабине.
Она усмехнулась:
— Это уж у кого как. Вот, кстати, Арнольд Степанович, какие мысли вас посещают, когда Вы смотрите на вон того мальчика на чудесном, цветистом берегу? — она опять поднесла стакан к глазам.
Физрук, активно жуя, посмотрел на Сёмку одним глазом, потом другим.
— Ну, гриб в очках. Среди ромашки. И спереди удочка. Только что с велосипеда слез. А на него, с другого берега, — он указал огурцом на компаньонку, — русалка смотрит. А сзади нее, — он перевел указующее действие огурца на свой грузовик, — избушка на курьих ножках… Здесь чудеса, здесь леший бродит, — он прижал подбородок к своей волосатой груди. — И так далее.
— У вас удивительно образное мышление, браво. Глядя на вас, не всегда подумаешь. А мне всего лишь вспоминаются такие вот стихи, послушайте.
Голос ее был, как всегда, напевен. Но прибавилось что-то воркующее. Сёмка понял, что это от выпитого: