В большинстве случаев ему удавалось держать пациентов на расстоянии, не привязываться к ним, но иногда разделявший их занавес падал. Как, например, в четверг, когда он отправился в больницу навестить Бенни Литтона. Бенни лежал там с распухшими ногами и обезображенным лицом. Только глаза напоминали о том, что это - живой человек. Бенни умирал от цирроза. Когда Сидни подошел к изножью его кровати, в горящих глазах Бенни появился немой вопрос. Губы не шевелились. Он не издал ни единого звука. Только глаза спрашивали: "Доктор, я умираю?" Сидни Голаб не ответил - во всяком случае, вслух. Однако его глаза, очевидно, сообщили Бенни правду: "Да, ты умираешь." Бенни сомкнул веки, по его щекам потекли слезы. Ему хотелось жить, хотя он почти всегда страдал алкоголизмом, часто менял место работы и редко видел в жизни счастье. Тем не менее он хотел жить. Профессия врача открывает человеку, как отчаянно цепляется за жизнь большинство людей. Конечно, кроме самоубийц, но Сидни считал их сумасшедшими.
Он не понимал напряженной бессмыслицы существования Сигрэмовской шайки. Сам он постоянно поддерживал в себе душевное равновесие. Он хорошо понимал некоторые проблемы этих людей, но их образ жизни вызывал у него чувство неприятия, потому он сохранял дистанцию.
Несчастный случай на воде бросил его в эпицентр их существования. Теперь Сидни был участником инцидента, он занимался поврежденной ногой Морин, присматривал за пережившим сердечный приступ Харри. В ближайшее время он мог оказаться втянутым в какую-то эксцентричную выходку Макса Конелли. Он боялся, что после нынешнего уик-энда эти люди останутся в его жизни; эта мысль беспокоила Сидни.
Поэтому он весьма неохотно последовал за Лайлой Конелли в библиотеку для дружеской беседы, как она это назвала. Ему показалось, что она слегка пьяна.
- Я могу поговорить с вами наедине, доктор?
Она закрыла дверь. Он услышал свой голос. Сказал, что будет рад поговорить с ней. Он сознавал, что это ложь.
Она села напротив него так близко, что он ощутил густой аромат её духов, увидел тщательный макияж вокруг глаз. Она скрестила ноги, обтянутые зелеными шелковыми брюками и нервно покачала обнаженной ступней в плетеной сандали. Когда она попыталась прикурить сигарету, он заметил, что у неё нарушена координация.
- Как себя чувствует Харри? - начала она. - Это был сердечный приступ? Серьезный? Он поправится?
- Харри, кажется, чувствует себя неплохо.
Это была обычная врачебная уклончивость - полуложь, полуправда.
- Похоже, он пережил сердечный приступ, но ему следует сделать ЭКГ. Тогда можно будет сказать точнее.
- Надеюсь, приступа не было. Я очень испугалась, увидев Харри в таком состоянии.
- Да, это всегда пугает.
- Ему придется прервать работу?
- Нет, конечно, нет. Однако он должен поберечь себя.
- Вы понимаете, что на самом деле я хочу поговорить с вами о Максе. Вы видели его сегодняшнее поведение. Наверно, вы полагали, что он угомонится после гибели катера. Обычно Макс не пьет так много. Он не может это делать. Иначе он не смог бы играть. Это для него крайне вредно...
- По-моему, просто невозможно.
- Я не представляю, что он способен сделать.
- Он когда-нибудь говорил о самоубийстве?
Она удивленно посмотрела на врача. Никто не хочет рассматривать возможность самоубийства, подумал Голаб. Ему показалось, что он напрасно тратит время на Лайлу.
- Макс часто говорит о смерти.
- Он ведет себя, как человек, у которого есть серьезные проблемы. Почему бы вам не проконсультироваться с Сильвестером? Он - психиатр.
- Макс не верит в психиатрию. Он всегда говорит с Риком в оскорбительном тоне. И все же я думаю, что вдвоем с Риком вы смогли бы уговорить Макса принять сильное успокоительное...
- Я не могу ничего назначить Максу, пока он не обратился ко мне.
- Возможно, Рик способен убедить его.
- Исходя из ваших же слов, я нахожу это маловероятным. Мы не можем принудить его к чему-то. Он способен решать за себя.
- Но я знаю, что если он хорошо отдохнет, то завтра будет спокойным. У Макса бессонница. Он страдает ею постоянно.
- Вы знаете, где сейчас Сильвестер?
- Именно в эту минуту? Господи, нет. Это место - ловушка. Харри так все и задумывал. Райский сад с современными катерами.
Он заметил её сонливость. Он не видел бокала в её руке и решил, что она не пьет.
- Вы принимаете транквилизаторы?
- Валиум. Я проглотила дополнительную пилюлю.
Дополнительную пилюлю, подумал он. Третью дополнительную. Все эти люди прибегают к передозировке. Им нельзя доверять. Он заметил, что она борется со сном, словно его вопрос встревожил её.
Она резко сменила направление беседы. Встала, прошла мимо Голаба, повернулась, словно диктуя письмо.
- Макс сочинил вчера вечером нечто замечательное. Я слышала не всю вещь, но успела понять, что она очень хороша.
- Он назвал это его реквиемом.
- Он так сказал? До моего прихода?
- Да, но мы не придали этому большого значения.
- Тогда мы должны помочь ему. Неужели вам не ясно, что это значит? Он думает, что скоро умрет. Господи, вы должны понять, что он не шутит! Вы не можете бездушно соблюдать вашу врачебную этику в такой ситуации. Мы должны что-то сделать.
Она разволновалась.
- Я не могу заставить его.
- Вы должны. Нам необходимо разыскать Рика, найти Макса, и... разве вы не видите, что он беспокоится из-за своего произведения? Гадает, удалось оно ему или нет. Люди, подобные Максу, постоянно терзают себя...
Пол комнаты вздрогнул - снизу донесся звук выстрела. Лайла покачнулась, словно пуля попала в нее. Затем они оба бросились к двери так стремительно, что едва не столкнулись. Голаб неловко посторонился и открыл дверь. Они побежали в направлении выстрела.
* * *
Обнаружила его Морин.