— О Господи, Берни, что-то случилось… — Лейла не могла с собой ничего поделать. Повернувшись, Берни обнял ее.
— Что бы там ни было, к нам отношения это не имеет… Тебе лучше рассказать, в чем дело. Возможно, нам удастся помочь.
Таннер посмотрел на них. Берни и Лейла стояли бок о бок, обнимая друг друга. Он так хотел верить им. Ему отчаянно нужны союзники, он так нуждался в друзьях. Да и Фассет ведь говорил то же самое: не все могут иметь отношение к «Омеге».
— Вы в самом деле ничего не знаете? Вы ничего не знаете об «Омеге»? Или что значит «Порванный ремень»?
— Нет, — просто ответила Лейла.
И Таннер поверил. Он должен был поверить, ибо это означало конец одиночеству. Так он им и сказал. И все поведал.
Абсолютно все.
Когда он закончил, пара литераторов застыла на месте, молча глядя на Таннера. Начало моросить, но никто не обратил внимания на первые капли дождя. Наконец заговорил Берни:
— И ты подумал, что я говорил о… что мы имеем к этому какое-то отношение? — не веря собственным словам, Берни прищурился. — Господи! Да это же просто бред!
— Нет. Реальность. И я в этом убедился.
— Ты говоришь, что Элис ничего не знает? — спросила Лейла.
— Мне велено ничего не говорить ей, и только на таких условиях все рассказали!
— Кто? Тот, кого ты не можешь теперь найти даже по телефону? Некий человек из Вашингтона, которого там не знают? Тот, кто вывалил на тебя кучу вранья о нас?
— Но человек погиб! И моя семья могла погибнуть в прошлую среду! Тремьяны и Кардоне одурманены прошлой ночью!
Остерман взглянул на свою жену и снова перевел взгляд на Таннера.
— Если они в самом деле были одурманены газом, — мягко сказал он.
— Ты должен все рассказать Элис, — возбужденно сказала Лейла. — Ты не имеешь права дальше держать ее в неведении.
— Я знаю. Так и сделаю.
— А затем всем нам придется уехать отсюда, — сказал Остерман.
— Куда?
— В Вашингтон. Там у нас есть один-два сенатора и несколько конгрессменов. Наши друзья.
— Берни прав. У нас есть крепкие связи в Вашингтоне.
Дождь усилился.
— Пойдем в дом, — сказала Лейла, легко коснувшись плеча Таннера.
— Подожди! Там нам поговорить не удастся. Мы не можем свободно говорить в доме. Он прослушивается.
Берни и Лейла Остерманы дернулись, словно после удара по лицу.
— Весь? — переспросил Берни.
— Я не уверен… Теперь я ни в чем не уверен.
— Значит, мы не можем свободно разговаривать в доме, или же нам надо включать радио на полную громкость и говорить шепотом?
Таннер посмотрел на своих друзей. Слава Богу! Слава Богу!
Начало его возвращения в Здравый Смысл положено.
24
Прошло меньше часа, и обнарушился тот самый июльский шторм. Радио обещало от семи до десяти баллов, все суда среднего тоннажа от Гаттсраса до Род-Айленда получили штормовое предупреждение, наводнение могло угрожать и Сэддл-Уолли.
Элис проснулась при первых раскатах грома, и Джон сказал ей, точнее, шепнул на ухо — радио было включено на полную мощность, — что им надо быть готовыми уехать с Берни и Лейлой. Он притянул ее к себе и попросил не задавать вопросов, а просто довериться.
Детей отвели в гостиную с телевизором. Элис сложила и поставила у входа два чемодана. Лейла сварила яйца и сделала бутерброды.
Берни сказал, что придется ехать без остановки час или два.
Глядя на эти сборы, Таннер мысленно возвращался к событиям четвертьвековой давности.
Эвакуация!
В полтретьего зазвонил телефон. На том конце истерически орал совершенно раздавленный Тремьян, который — врет, подумал Таннер, — рассказал, как они очутились у старого здания станции на Ласситер-роуд, а потом сообщил, что они с Джинни в таком состоянии, что не смогут приехать на обед. На субботний обед уик-энда с Остерманами.
— Ты должен рассказать мне, что происходит, — Элис говорила с мужем в буфетной. На полную мощность тут был включен транзистор, и она старалась его перекричать. Он взял Элис за руки, предупреждая вопросы, и привлек к себе.
— Верь мне. Прошу тебя, верь мне, — шепнул он. — Я все объясню в машине.
— В машине? — глаза Элис расширились в испуге, и она поднесла ладонь к губам. — О Господи! Ты хочешь сказать, что не можешь говорить?
— Верь мне.
Пройдя в кухню, Таннер махнул рукой Берни:
— Давай грузиться.
Они взялись за чемоданы.
Когда Таннер и Остерман вернулись из гаража, Лейла стояла у окна кухни, глядя на задний двор: