– Да, тссс, – шепчет Джейн и сжимает мою руку.
Занавес открывается. Звучат вежливые аплодисменты.
Весь актерский состав сидит в дагауте за исключением Тайни, он нервно расхаживает из стороны в сторону перед игроками.
– Билли, давай. Билли, спокойно. Билли, жди подачи. – До меня доходит, что Тайни сейчас не Тайни, а тренер.
А его самого играет какой-то пухлый девятиклассник. Он постоянно двигает ногами; интересно, это по сценарию, или девятиклассник настолько нервничает. Потом он начинает излишне женственно:
– Эй, бьющий, бей давай. – Он как будто с ним заигрывает.
– Дебил, – говорит кто-то со скамейки. – Наш бьет.
– Кто как обзывается, тот сам так называется, – говорит Гэри. Он сидит, ссутулившись, голос вялый, ясно, что это я.
– Тайни – гей, – объявляет кто-то еще.
Тренер резко разворачивается к сидящим на скамейке и вопит:
– Так! ТАК! Товарищей по команде не оскорблять.
– А это не оскорбление, – отвечает Гэри. Хотя он уже не Гэри. Это говорит не он. А я. – Это просто особенность такая. Кто-то гей. У кого-то глаза голубые.
– Рейсон, заткнись! – рявкает тренер.
Мальчик, играющий Тайни, благодарно смотрит на актера, играющего меня, и тут кто-то из задир театрально шепчет:
– Да вы же влюблены друг в друга.
– Мы не влюблены, – отвечаю я. – Нам всего по восемь лет. – А такое ведь было. Я забыл, но теперь вспомнил.
– Тебе просто хочется перейти с ним на вторую базу… В ОТНОШЕНИЯХ, – продолжает задира.
Я на сцене закатываю глаза. Тут пухляк в роли Тайни встает, делает шаг, выходя вперед дальше тренера, и начинает петь: «Что на второй базе у геев?» Поравнявшись с ним, Тайни тоже начинает петь, и их голоса сливаются в лучшую песню, какую мне только доводилось слышать в мюзиклах. А потом припев:
Два Тайни поют, держась за руки, а ребята из хора у них за спиной – включая Итэна – исполняют очень сложный по хореографии старомодный и смешной танец с высокими шагами, биты у них сейчас как бы трости, а бейсболки – как бы котелки. В какой-то момент половина из них замахивается битами, чтобы ударить по голове второй половине, и хотя это постановка, когда те, кому двинули, падают, и музыка обрывается, я ахаю вместе со всеми зрителями. Через пару секунд все одновременно подскакивают и подхватывают песню. После ее окончания Тайни с пацаном-задирой, танцуя, удаляются со сцены под оглушительные крики толпы, и когда гаснет свет, мой друг чуть не падает мне на руки, весь в поту.
– Неплохо, – говорит он.
Я лишь изумленно киваю.
– Тайни, ты типа гений, – говорит Джейн, помогая ему разуться. Он срывает бейсбольную форму, под которой оказывается фиолетовая тенниска и хлопковые шорты, очень в стиле Тайни.
– Ага, – отвечает он. – Ладно, пора на выход.
Он убегает на сцену. Джейн хватает меня за руку и целует в шею.
Теперь начинается негромкая сцена, в ходе которой Тайни сообщает родителям, что он «кажется, типа гей». Папа сидит молча, а мама поет о безусловной любви. Тут есть над чем посмеяться, потому что Тайни постоянно вставляет новые признания: когда его мама поет: «Мы всегда будем любить нашего Тайни», он такой: «Я списывал на алгебре», «Вам не даром кажется, что водка разбавлена» и «Горошек я сам не ем, а отдаю собаке».
Песня заканчивается, свет снова гаснет, но Тайни не уходит со сцены. Когда снова зажигаются прожектора, декораций никаких нет, но по нарядам актеров становится ясно, что мы на гей-параде. Тайни и Фил Рейсон стоят в центре сцены, мимо них идут люди, скандируя речевки и театрально жестикулируя. Гэри настолько похож на меня, что даже странно. То есть он больше похож на меня в том возрасте, чем Тайни похож на себя.
Они с минуту разговаривают, потом Тайни признается:
– Фил, я – один из них.
– Нет, – ошеломленно отвечаю я.
– Правда.
Я качаю головой.
– В смысле участник парада?
– Нет, мне, например, кажется, что он, – Тайни показывает на Итэна в обтягивающей желтой майке, – сексапильный, и если я с ним пообщаюсь, и выяснится, что он хороший человек и относится ко мне с уважением, я поцелуюсь с ним в губы.
– Ты гей? – с недоумением выговариваю я.
– Да. Я понимаю. Знаю, что ты в шоке. Но я хотел тебе первому сказать. В смысле после родителей.
И тут Фил Рейсон начинает петь, и в песне буквально цитируются те самые слова, которые я тогда на самом деле говорил:
– А теперь ты скажешь, что небо голубое, и что ты моешь голову девчачьим шампунем, и что критики недооценили «Блинк уан-эйти-ту». Да еще и что папа римский – католик, что у проституток секс за деньги, и что Элтон Джон отстой – да ЗДРАВСТВУЙ.