Во многих отношениях это ноша, которую он, как оказалось, воспринял легко. Он такой сильный, такой внимательный, такой умелый, его отношение к ней такое неизменно правильное, что стороннему наблюдателю должно показаться будто все в порядке. Он до смешного вежлив с ней, как будто она незнакомка, за чье благоденствие он ответственен, и он относится к выполнению этого обязательства с предельной серьёзностью. Но между ними глухая стена.
Дэвид никогда, никогда не говорит о случившемся. Его разговоры с ней ограничиваются обсуждением таких мелочей, как ее повседневная жизнь. Даже когда они вынуждены обсуждать такие домашние вопросы, как например, сколько из ее заработка в библиотеке пойдет на расходы по дому, или когда им следует выставить дом родителей на продажу, он ухитряется избегать каких-либо намеков на то, как так получилось, что они оказались в такой необычной ситуации.
Сначала Уиллоу была уверена, что это только вопрос времени. Что Дэвид, в конечном счете, не выдержит. Она ждала, что он накричит на нее, встряхнет, сделает что угодно, но только не будет относиться к ней с этой отчуждённой учтивостью. Но проходили месяцы, и для нее становилось предельно ясно, что он не намерен когда-либо заговорить о том, что произошло.
А она не хотела поднимать тему сама. Если Дэвид не хочет говорить об этом, то только потому, что тема слишком болезненна, и Уиллоу отказывается, категорически отказывается, делать ему больнее.
И все же, его холодность жутко ее расстраивает; это худшее наказание, которое она может вынести. И, тем не менее, она полностью согласно с его мнением о ней: Она уже не его младшая сестра, она — убийца их родителей. С какой стати ей ожидать другое обращение? С какой стати ему вообще быть таким добрым к ней?
— Как в школе сегодня? — спросил Дэвид, садясь за стол. Кэти передает ей картонную коробку холодной лапши с кунжутом. Очевидно, сегодня — день китайской кухни.
— Нормально, — говорит Уиллоу.
Вздыхая, она накладывает лапши себе в тарелку.
Она знает, что этот ответ недостаточно хорош, что Дэвид ждет полный и детальный отчет обо всем, что она делала, но она слишком устала, чтобы врать ему, больше у нее не осталось никаких сил. Она уставилась на тарелку. Лапша выглядит как черви.
— Ага. Ну, а я не знаю, что значит нормально. Почему бы тебе не рассказать мне, что происходит у тебя на занятиях? Разве у тебя не было контрольной по французскому? Как она прошла?
Контрольная? Единственное, что помнила Уиллоу об уроке французского то, что на нем она увидела девочку с царапинами на руке – это, и еще то, что она убежала с урока, чтобы предаться своему факультативному занятию. Но вряд ли она может сказать об этом Дэвиду.
Контрольная… У них была одна на днях, вспомнила Уиллоу. Наверное, она упоминала об этом Дэвиду во время одного из ночных допросов.
— Мы… Мне ее еще не вернули. По крайней мере, я на все ответила. — Это было правдой, но это было чистой случайностью, что ей удалось закончить контрольную, учитывая, что она едва ли открывала учебник.
— Хорошо. — Он задумчиво кивает. — Как на счет других твоих занятий? Может мне следует знать о чем-то?
Вздох.
Уиллоу мечтает, чтобы Кэти прервала его, как-нибудь переменила тему, но она занята кормлением ребенка какой-то отвратительной на вид стряпней, поэтому Уиллоу ничего не остается, как ответить.
— Нет… ну, мне надо сделать доклад для урока по книге Булфинча… Знаешь, про мифы и героев…
— Ну, для тебя это будет легко, — сказал Дэвид. — Ты уже выбрала тему? Когда доклад должен быть готов?
— Мм... нет. Тему не выбрала, еще нет… — Уиллоу избегает встречаться с ним взглядом. Да, у нее есть тема, но это не ее выбор. Как она может сказать своему брату, что учитель попросил ее написать доклад на тему потери и освобождения, отраженную в отношениях Деметры и Персефоны? Она не может, она просто не может смотреть ему в глаза и говорить о другом ребенке, лишенном матери. — В любом случае, его нужно подготовить в течение трех недель, поэтому у меня есть немного времени, чтобы определиться с темой.
— Как насчет библиотеки? Как сегодня прошел день? Лучше? Мисс Гамильтон лучше к тебе относится? Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил?