Нет. Разговора не будет. Ни о Булфинче, ни о чем-либо другом.
У нее есть свои заботы.
— Извини, я… Я действительно не могу говорить… Я вроде как спешу, — говорит Уиллоу, потянувшись за сумкой.
— Эй, постой. Если ты уйдешь, то мне придется идти на работу, поэтому я не прочь потратить это время. Послушай, — Гай сидит, опираясь на локоть. — Если ты останешься и поговоришь со мной, я куплю тебе капучино в том месте, про которое говорил. — Он хватает за один из ремней на ее рюкзаке и пытается ее усадить.
— Я не могу! — говорит Уиллоу немного испуганно. Она тянет в другую сторону, но Гай оказывается сильнее, от чего она налетает на него.
— Эй, аккуратнее. — Гай отпускает сумку и тянется, чтобы удержать ее. Его хватка, сильнее, чем он думает, и Уиллоу невольно вздрагивает, когда его запястья оказываются возле ее свежих шрамов. — Что-то не так? — хмурится Гай.
— Нет, — Уиллоу отдергивает руки, но ничего уже нельзя поправить. Он задел ее порезы прежде, чем они успели покрыться корочкой. Она видит, как сквозь рубашку просачивается кровь. Уиллоу не смотрит на него. Она просто начинает двигаться так быстро, как только может. Даже не заботясь о направлении.
— Эй, — встает Гай. В этот момент его рука оказывается на ее плече, когда он разворачивает ее к себе лицом. — У тебя идет кровь!
Уиллоу не знает, что сказать. Она замирает на месте.
— Это плохо, — Гай смотрит на кровь, пропитывающую рукав, окрашивая белую блузку в темно-красный.
Он не догадался, с облегчением думает Уиллоу. Возможно ли, что он не связал эти два события: кровь, капающая с ее руки сегодня, и кровь, текущая по ее ноге вчера в лаборатории? Если бы она только могла придумать какую-нибудь правдоподобную историю. Если бы порезы не находились в таком заметном месте. С ногой было бы проще. Жаль, конечно, что она не придумала тогда, помимо бритья, какого-нибудь падения, несчастного случая, но все же… ногами проще… но предплечья?
Гай все больше приходит в замешательство, глядя на кровь. Он глядит на Уиллоу, в его глазах застыл вопрос.
Что ж, очень жаль, думает Уиллоу. Она не собирается отвечать. Она выдергивает руку, не заботясь о боли. К несчастью, когда она делает так, у нее с руки соскальзывает сумка, и все содержимое вываливается на лужайку.
— Нет! — кричит Уиллоу, когда Гай наклоняется, чтобы подобрать ее вещи. Почему он должен быть таким вежливым? Она думает толкнуть его, пихнуть, даже сделать что-то настолько возмутительное, сумасшедшее, например, ударить его по голеням — все, что угодно, лишь бы отвлечь его от сумки, лишь бы быть уверенной, что он будет держаться подальше от ее вещей.
Уиллоу тянется за своим имуществом, но оказалось слишком поздно. Гай опережает ее. Его руки сжимают ее принадлежности. Он поднимается и начинает подавать ей их вместе с парой ручек, жвачками и остатками вещей.
Уиллоу не может поверить. Он нашел ее приспособления и ничего не понял. Он не увидел связи между струящейся по руке крови и запачканной бритвой, которую собирается передать ей.
Она чувствует такое облегчение, что не может ничего с собой поделать, и взрывается от смеха. Несколько мгновений Гай выглядит смущенным — в конце концов, нет ничего смешного в том, что она уронила сумку. Но он славный парень. Его лицо расплывается в улыбке, и он начинает смеяться вместе с ней. Уиллоу думает о том, как должно быть они смотрятся со стороны: как молодая влюбленная парочка. Эта мысль заставляет ее зайтись новым приступом смеха. Кто, из наблюдавших за ними, мог бы знать, что она смеется потому, что он не понимает, ЧТО он держит в руках.
— Эй, — неожиданно говорит Гай. — Я пользуюсь этой маркой. — Он смотрит на лезвие, его смех прекращается, и Уиллоу осознает, что ей надо бежать, что она недооценила его, что он все же все понял.
— Эй! — в его голосе слышится паника. Уиллоу знает, что ей необходимо убраться от туда, но она словно приросла к месту. В голове у нее вихрем проносятся мысли. Но она не может придумать, что сказать, она не может придумать, как ей заставить его молчать.
— Эй! — снова повторяет Гай. Он распарывает ее рукав и смотрит на ее руку.