– Что это вы здесь делаете? – испуганно спросила Ева.
Юноша отпрянул.
– Не волнуйтесь, я к мисс Мюллер, – заговорил он с сильным иностранным акцентом. – Она давать мне свои ключи…
– То есть, как «давать ключи»?! – возмутилась Ева, злясь на себя за то, что поначалу струсила. – Не дом, а проходной двор какой-то!
– Да, да, конечно, – ответил юноша, – я понимаю. Но мисс Мюллер сказала, что можно немного заниматься в ее комнате. Там, где живу, очень шумно.
– Занимайтесь, я не против. Только чтоб никакого шума! – И Ева скрылась в спальне.
Молодой человек поднялся по узким ступенькам в мансарду. Ева закончила причесываться, и тут ее осенило. Если Ирмгард пригласила к себе паренька, да еще такого симпатичного, значит, Генри ей не нужен. А парень действительно хорош собой. Ева вздохнула: она уже не так молода и привлекательна, как хотелось бы. Но с другой стороны, какое облегчение – ее брак в безопасности. И она спустилась вниз.
8
Отсутствие Уилта на еженедельном совещании заведующих кафедрами Гуманитеха было воспринято по-разному. Ректор, например, очень встревожился.
– Чем? – спросил он секретаршу, когда та сообщила, что Уилт заболел.
– Неизвестно. Но проболеет несколько дней.
– Лучше б несколько лет, – проворчал ректор и, откашлявшись, обратился к присутствующим: – Не сомневаюсь, что все вы уже в курсе, какие безобразия у нас здесь творятся… Я насчет… э… фильма, снятого преподавателем кафедры гумоснов Излишне обсуждать, какие последствия это может иметь для нашего колледжа. – Он умолк, мрачно поглядывая на окружающих. Только доктору Борду показалось, что обсуждать как раз есть чего.
– Я вот до сих пор не пойму: крокодил был он или она? – спросил Борд.
Ректор посмотрел на него с отвращением:
– Скорей всего оно! Насколько я знаю игрушки не имеют внешних половых признаков.
– Пожалуй, не имеют, – согласился доктор Борд, – но остается не выясненным один вопрос…
– Который никто не собирается выяснять! – закончил ректор.
– Язык за зубами – все шито-крыто! Верно? – не унимался Борд. – Я одного не пойму, как герой фильма…
– Борд! – ректор с трудом сдержался. – Мы сейчас обсуждаем вопросы, связанные с учебным процессом, а не распущенность преподавателей кафедры гуманитарных основ.
– Вот, вот! – согласился завкафедрой кулинарии. – Я как подумаю, чему научат моих девочек эти мерзкие извращенцы… Нет, надо серьезно подумать и покончить с этими гуманитарными основами раз и навсегда!
Идея встретила всеобщее одобрение. Исключение составил доктор Борд.
– Зачем же грешить на всю кафедру целиком, – сказал он. – А насчет ваших «девочек» я скажу так…
– Не говорите, Борд! Лучше не надо… – взмолился ректор.
Тут решил высказаться доктор Мэйфилд.
– Сей пренеприятнейший инцидент лишь убедил меня, что необходимо дополнить набор преподаваемых у нас дисциплин каким-либо курсом повышенного теоретического уровня. Здесь Борд согласился:
– А что? Можно ввести курс для вечерников, скажем, «Содомия в классе рептилий». Правда, повалят крокофилы со стороны, ну да не страшно. Успех может иметь также еще более теоретический курс, например, «Введение в историю скотоложества», в первую очередь, благодаря определенной эклектике, присущей… Я что-то не то говорю?
Ректор лишь судорожно глотал воздух, как вытащенная из воды рыба, поэтому за него ответил проректор:
– Сейчас жизненно важно сохранить в тайне это происшествие…
– Хм, учитывая, что все произошло на Нотт-роуд…
– Молчать, Борд!!! – взорвался ректор. – Вы уже достали меня! Еще хоть слово, и я добьюсь, чтоб из комиссии по образованию убрали либо вас, либо меня… а если надо, то обоих! Выбирайте: или заткнитесь или вон отсюда!
И Борд заткнулся.
Лежа на кушетке в травмопункте, Уилт скоро пришел к выводу, что выхода у него нет. Поэтому приходилось покорно лежать, глядя в потолок. Наконец явился доктор в сопровождении огромной старшей медсестры и двух санитаров. Уилт с укоризной посмотрел на него со своей кушетки.
– Где вы столько ходили? – прорычал он. – Я уже целый час лежу тут, страдаю…
– Что ж, тогда приступим к делу. Сначала займемся ядом. Промывание желудка и…
– Чего? – Уилт в ужасе подскочил и сел.
– Это очень быстро, – успокоил доктор, – лежите себе спокойненько, пока сестра не сделает промывание…
– Нет, нет! Я не хочу!
Уилт заметил, что к нему приближается медсестра с резиновым шлангом, сорвался с места и забился в дальний угол смотровой.
– Я никакого яда не пил!
– А у меня тут написано, пили, – возразил доктор. – Вас ведь зовут мистер Генри Уилт, как я понимаю?
– Да, но про яд, это вы неправильно понимаете. Я его не пил, уверяю вас.
Уилт обежал кушетку, спасаясь от сестры, но тут же оказался в железных объятиях двух санитаров.
– Клянусь вам… – Вопль замер на устах. Уилта силой уложили обратно на кушетку. Над его лицом угрожающе навис резиновый шланг. С перекошенным от ужаса лицом Уилт смотрел на доктора, на лице которого расплылась садистская ухмылка.
– Ну что, мистер Уилт, надеюсь, вы нам поможете?
– Ни за что, – процедил Уилт сквозь зубы.
Сзади стояла медсестра, зажав его голову обеими руками, и ждала окончания переговоров.
– Мистер Уилт, – начал доктор, – вы пришли сюда утром добровольно и, добиваясь приема, заявили, что наглотались яда, сломали руку и получили ранение, требующее срочного вмешательства. Так или нет?
Безопасней всего вообще не раскрывать рот, решил Уилт. Он молча кивнул, а потом безуспешно попытался покачать головой.
– Молчание – знак согласия. Зачем вы, мягко говоря, невежливо разговаривали с работником нашей регистратуры.
– Ложь!!! – завопил Уилт и тут же поплатился как за свою неучтивость, так и за попытку оправдаться. Чьи-то руки запихнули ему в рот резиновый шланг. Уилт вцепился в него зубами.
– Тогда будем совать в левую ноздрю, – решил доктор.
– Да вы что, мать вашу, совсем… – только и успел заорать Уилт, как шланг проскользнул в нос и полез в глотку. Его протестующие вопли сначала стали нечленораздельными, а затем и совсем стихли. Уилт лежал, извиваясь и отчаянно булькая.
– А сейчас будет немножко неприятно! – с явным удовольствием объявил доктор.
Уилт смотрел на него, дико вращая глазами, не понимая, что может быть неприятнее того, что он чувствует сейчас. Он протестующе булькнул. Вдруг раздвинулись занавески, и в смотровую вошла регистраторша.
– Я думаю, вам это понравится, миссис Клеменс, – сказал доктор. – Продолжайте, сестра.
И сестра продолжала.
«Если, даст Бог, не задохнусь и не лопну, – клялся про себя Уилт, – так расквашу. доктору его садистскую морду – навек забудет, как улыбаться».
Однако когда пытка закончилась, Уилт мог только тихонько постанывать. Тут медсестра предложила для верности поставить ему хорошую масляную клизму. Новая опасность придала Уилту сил.
– Я пришел сюда с пенисом, – хрипло прошептал он. Доктор посмотрел в его карточку.
– Тут ничего про пенис не написано, – констатировал он, – зато ясно сказано, что…
– Знаю, что там сказано, – пропищал Уилт. – По-вашему, я должен был орать этой мымре, что мне нужно пришить головку члена, когда вокруг сидят мамаши со своими придурочными детьми?
– Я не намерена слушать здесь, как какой-то кретин обзывает меня мымрой! – возмутилась регистраторша.
– А я не намерен сообщать всему миру, что случилось с моим членом! Я сказал вам: хочу видеть доктора. Разве не было такого?
– Но я ведь спрашивала: у вас перелом конечности или рана?..