Миссис Ротткомб, обеспечив доказательства незаконного проникновения в частные владения через запертые ворота, вернулась к дому. Пора было отзывать собак, пока Уилфред не отгрыз ногу Палачу Кэссиди, а Чилли окончательно не растерзала свою жертву.
– Фу, стоп, – скомандовала она, торопливо подходя к дубу. Уилфред не слышал – больно хороша была лодыжка. Миссис Ротткомб пришлось прибегнуть к более суровым мерам воздействия. Она хорошо изучила своих питомцев и знала, что бить по голове бесполезно. Зад намного уязвимее и, в данном случае, намного доступнее. Рут обеими руками схватила пса за мошонку и, собрав все силы, применила метод под названием «шипцы для орехов». Сначала Уилфред только рыкнул, но даже для него боль оказалась чересчур сильна. Пес разжал пасть, чтобы в полный голос выразить свой протест – и туг же рухнул на землю.
– Плохая, непослушная собака, – принялась отчитывать его миссис Ротткомб. – Очень, очень непослушная собачка.
Палачу Кэссиди, который легкой птицей взлетел на нижнюю ветку и полез выше, выше, ее слова показались бредом сумасшедшею. Непослушная собачка? Кто? Этот вот крокодил в песьем обличье? Капкан на людей о четырех лапах? Нет уж, он лично позаботится, чтобы этого монстра прикончили. Как можно скорее и, размечтался Кэссиди, мучительнее.
Миссис Ротткомб переключилась на Чилли и, за неимением у той мошонки, схватила первое, что попалось под руку – табличку с наименованием сорта растущих рядом роз («Пурпурная слава»). Аккуратно обтерла с пластмассового штырька навоз и землю. Не хватало еще столбняка или какого-нибудь тризма челюсти – не считая, разумеется, того, который малышка Чилли сейчас столь успешно демонстрирует. Рут приподняла собаке хвост и с силой ткнула палкой. Чилли отреагировала намного быстрее Уилфреда. Мигом забыв про Убъекгива, собака припустила через розы, забилась под живую изгородь и принялась зализывать рану. Миссис Ротткомб поставила на место металлическую табличку и только тогда занялась истерзанным фотографом.
– И что, по-вашему, вы тут делаете? – возмущенно спросила она, выказывая такое феноменальное безразличие к его состоянию, что Убъектив, наверное, задохнулся бы от возмущения – если бы уже не задыхался по многим другим причинам. Что он тут делает? И думать нечего – умирает! Убъектив жалобно посмотрел на жестокую гадину и, превозмогая себя, заскулил:
– Помогите, помогите! Я истекаю кровью.
– Чепуха, – отрезала миссис Ротткомб, – какой еще кровью! Ничем вы не истекаете. Вы вторглись в частные владения. Стоит ли жаловаться, что вас покусали? Написано же: «злые собаки». Вы не могли не заметить табличку. Но решили, что к вам это не относится, влезли на чужую территорию, напали на безобидное домашнее животное, а когда оно стало защищаться, еще и удивляетесь! Да вы просто преступник! Кстати, а что тот, второй, делает у нас на дереве?
Джонс закатил глаза. С ума она, что ли, сошла, называть чудовище, которое чуть не отжевало ему ногу, «безобидным домашним животным»!
– Господи Иисусе Христе… – начал он, но миссис Ротткомб нетерпеливым взмахом руки остановила молитву
– Фамилия и адрес, – рявкнула она. – Обоих. – И, внезапно осознав, что она до сих пор в халате, пошла к дому и уже на ходу приказала: – Оставайтесь здесь и ни с места. Я вызываю полицию и подаю на вас в суд за вторжение и жестокое обращение с животными.
Угроза добила Убъектива окончательно. Он рухнул в конский навоз и отключился, предоставив протестовать Палачу Кэссиди, который успел забраться на три ветки выше.
– Жестокое обращение с животными? Ах ты сука! – закричал Кэссиди вслед Рут, которая заводила в дом присмиревшего Уилфреда. – Да это тебя надо судить за жестокое обращение! Да мы тебя четвертуем! Вот увидишь! Все имущество у тебя отсудим!