– Сколько осталось? – проорал шериф.
– Две мили, – ответил Бакстер.
Шериф вылупился на него как на сумасшедшего.
– Как две мили? Ну-ка останови. Они где-то здесь, совсем рядом.
Бакстер затормозил. Шериф приоткрыл дверцу, намереваясь выйти из машины, и тут же ее захлопнул.
– Блин! – воскликнул он, зажимая уши руками. – Давай быстрей отсюда!
– Что вы говорите? – переспросил Бакстер, тщетно пытаясь перекричать тетю Джоан, которая рассуждала о Книге Бытия и ее авторе-еврее, тезке доктора.
– Я говорю, сваливаем, пока не оглохли. Свяжись со службой общественного правопорядка. У них должен быть кто-то для таких случаев. Скажи, тревога номер один.
Бакстер развернулся на мокрой дороге. Машина заскользила у самого края глубокого оврага, и шериф схватился за ремень безопасности. Они понеслись обратно в Уилму. Бакстер включил рацию, но смог поймать только визг несчастного лохвилльца: я схожу с ума! Почему никто ничего не может сделать! Да сбросьте вы наконец бомбу на ублюдков Иммельманов! Кто-нибудь, что-нибудь, ради Христа, и… дорогая, дорогая, пожалуйста, опусти ружье, можешь, конечно, меня застрелить, но шуму меньше не станет. Слышен был и голос жены, которая клялась застрелиться сама, если это не прекратится.
– Передавай «три А» по всем частотам! – орал шериф в летящей на бешеной скорости машине.
– «Три А»? – крикнул в ответ Бакстер. – Угроза ядерного нападения? Да вы что, нельзя! Третья мировая начнется!
Он еще раз попытался связаться с соответствующими службами, но его не услышали. Между тем, семейная сцена постепенно сошла на нет. Однако после короткой передышки, как только перемоталась пленка, все поехало по новой. Тетя Джоан снова закричала про медузу и шиньон.
Шериф Столлард не мог поверить собственным ушам.
– Она это уже говорила. Слово в слово! Совсем сбрендила баба.
– Может, они нового наркотика наглотались? – сообразил Бакстер. – Не иначе – этак-то голосить. Что же это за страсть за господня?
– Господи, пошли и мне такую же страсть, я тоже наглотаюсь! – истово взмолился шериф и вдруг задумался: «Что, если Господь уже исполнил мою просьбу? Сколько работаю, такого несусветного грохота никогда не слышал».
То же самое думала и бригада электронщиков, которую послали в Медвежий Форт устанавливать жучки. Они полезли через ограду как раз тогда, когда часы с таймером показали шесть, и аудиосистема включилась одновременно со сложнейшими устройствами для отпугивания воров. Знаменитое американское ноу-хау Уолли использовал на всю катушку. Он даже придумал, как пустить в дело свою военную коллекцию, и та приобрела не только музейно-историческую, но и практическую ценность. Стоило первому эксперту по жучкам свалиться на землю, как включились сенсорные датчики. Четыре противовоздушных прожектора, быстро развернувшись, нацелились на перепуганного человека, а «Шерман» и прочие боевые орудия навели на него пушки. Электронщики в ужасе попадали на землю. Лучи прожекторов скользнули над ними. Вдалеке, у ограды, внося свою лепту в общий гвалт, истошно вопил и лихорадочно метался один из агентов. Бедняга ослеп от яркого света и оглох от криков тети Джоан, отказывавшейся разогреть Уолли. Тут с ревом ожили двигатели боевых машин, стоявших за прожекторами, те погасли, но все вокруг озарилось ярчайшим сиянием. Когда к агенту Нёрдлеру вернулось зрение (но не слух), он увидел стремительно надвигающийся танк «Шерман» – и немедля, ужасающе воя, кинулся к ограде. С несвойственной для себя резвостью он взлетел на самый верх, свалился на другую сторону и как сумасшедший понесся прочь, петляя между деревьями. Танк тем временем отъехал от ограды и встал на свое место. Освещение выключилось, и – если не принимать во внимание возмущенный голос дяди Уолли, с громкостью в тысячу децибел вопрошавший, склонял ли он хоть раз за тридцать лет супружества тетю Джоан к содомскому греху, – воцарилась тишина. Оригинальная сигнализация Иммельмана сработала идеально.