Оставшееся от урока время они посвятили обсуждению роли насилия в современном мире. Похоже, каменщики полагали, что насилие – вполне нормальная вещь.
– Я спрашиваю, зачем идти куда-то в субботу и нажираться, если нельзя при этом маленько помахать кулаками? Надо же каким-то образом избавиться от своей агрессивности, – заявил на редкость красноречивый каменщик. – Я хочу сказать, это ведь естественно, верно?
– Значит, ты считаешь, что человек по натуре агрессивное животное? – спросил Уилт.
– Ну да. Вспомните историю, войны и все такое. Только проклятые пацифисты не любят насилия.
С этим Уилт и ушел на перерыв. В учительской он налил себе чашку кофе из автомата. К нему подошел Питер Брейнтри.
– Ну как прошла вечеринка? – спросил Брейнтри.
– Никак, – пробурчал Уилт.
– Еве понравилось?
– Понятия не имею. Когда я встал сегодня утром, ее еще не было дома.
– Не было дома?
– Именно, – подтвердил Уилт.
– Ты позвонил, узнал, что с нею стряслось?
– Нет, – сказал Уилт.
– Почему?
– Посуди, как бы я выглядел, если бы позвонил, а мне бы сказали, что она в койке с абиссинским послом?
– Абиссинским послом? Он что, там был?
– Не знаю и знать не хочу. Когда я ее последний раз видел, она ворковала с этим высоким черным парнем из Эфиопии. Что-то об Организации Объединенных Наций. Она делала фруктовый салат, а он резал для нее бананы.
– По-моему, в этом нет ничего компрометирующего, – сказал Брейнтри.
– Наверное, нет. Только тебя там не было, и ты не знаешь, что это была за вечеринка, – сказал Уилт, быстренько приходя к заключению, что должен дать хотя бы отредактированный отчет о событиях. – Эдакая теплая компания пожилых ребятишек, занимающихся всякими глупостями.
– Звучит ужасно. И ты думаешь, что Ева…
– Я думаю, что Ева надрызгалась, потом ей кто-нибудь дал покурить травки, и она отключилась, – сказал Уилт. – Вот что я думаю: Она, наверное, сейчас отсыпается где-нибудь в сортире на первом этаже.
– Это не похоже на Еву, – сказал Брейнтри. Уилт допил кофе и задумался, что делать дальше. Если об истории с этой поганой куклой все равно узнают, так, может быть, лучше ему самому изложить свою версию? С другой стороны…
– А ты что делал там? – спросил Брейнтри.
– Ну, если честно, – Уилт заколебался. А может, вообще не стоит упоминать о кукле? Если Ева не будет разевать свою варежку… – Я и сам слегка подпил.
– Вот это уже похоже на правду, – сказал Брейнтри. – И, наверное, к какой-нибудь даме приставал?
– Если хочешь знать, – оказал Уилт, – дама приставала ко мне. Миссис Прингшейм.
– К тебе приставала миссис Прингшейм?
– Понимаешь, мы поднялись наверх, чтобы посмотреть на игрушки ее мужа…
– Игрушки мужа? По-моему, ты говорил, что он биохимик.
– Он и есть биохимик. И еще он любит игрушки. Железная дорога, плюшевый медведь и все такое. Она говорит, что это случай заторможенного развития. Она и не такое может сказать. Жутко преданная жена.
– А что потом случилось?
– Да ничего, кроме того, что она заперла дверь, легла на постель, раздвинула ноги и предложила мне ее трахнуть, да еще угрожала заняться со мной французской любовью, – сказал Уилт.
Питер Брейнтри посмотрел на него весьма скептически.
– Это, по-твоему, ничего? – выдавил он наконец. – Я имею в виду, ты-то что сделал?
– Увильнул, – ответил Уилт.
– Это что-то новенькое, – сказал Брейнтри. – Значит, ты отправился наверх с миссис Прингшейм и увиливал, пока она лежала на кровати, раздвинув ноги. И теперь ты хочешь знать, почему Ева не пришла домой. Может, она сейчас в конторе у адвоката заявление о разводе составляет.
– Да говорю же я тебе, не трахал я эту сучку. – сказал Уилт. – Я ей посоветовал торговать своими прелестями в другом месте.
– И это ты называешь «увиливал»? Торговать своими прелестями? Где ты подцепил такое выражение?
– В классе мясников, – сказал Уилт, вставая и наливая себе вторую чашку кофе.
Когда он вернулся к столу, он уже знал, что расскажет Питеру.
– Я не помню, что произошло потом, – сказал Уилт, так как Брейнтри настаивал на продолжении. – Я отключился. По-видимому, водка так на меня подействовала.
– Ты хочешь сказать, что отключился в запертой комнате в компании с голой женщиной? – спросил Брейнтри. Судя по его интонации, он не поверил ни одному слову из рассказа Уилта.
– Вот именно, – подтвердил Уилт.
– А когда ты пришел в себя?
– По дороге домой, – сказал Уилт. – Не представляю, что случилось в промежутке.
– Ну, полагаю, мы услышим об этом от Евы. – сказал Брейнтри. – Уж она-то должна знать.
Он встал и ушел, а Уилт стал обдумывать свой следующий шаг. Прежде всего нужно заставить Еву держать язык за зубами. Он подошел к телефону в коридоре и набрал свой домашний номер. Никто не ответил. Уилт отправился на очередной урок со слесарями и наладчиками. Несколько раз в течение дня он пытался дозвониться до Евы, но безуспешно.
«Она не иначе как провела весь день у Мэвис Моттрам, поливая ее слезами и рассказывая всем и вся, какая я свинья, – подумал он. – Наверное, к моему приходу она уже будет дома».
Но Евы дома не было. Зато на кухне на столе лежала записка и сверток. Уилт развернул записку.
– Я уезжаю с Гаскеллом и Салли, чтобы обо всем как следует подумать. То, что ты сделал вчера вечером, ужасно. Я тебе этого никогда не прощу. Не забудь купить собаке еды. Ева. Р.S. Салли просила передать, чтобы в следующий раз, когда тебе захочется любви по-французски, ты обратился к Джуди.
Уилт посмотрел на сверток. Он знал, что там, не открывая его. Эта мерзкая кукла. Внезапно его охватила ярость. Он схватил сверток и швырнул его через всю кухню в раковину. Две тарелки и блюдце слетели с сушки и разбились вдребезги.
– Чтоб она застрелилась, эта сучка, – с чувством сказал Уилт, включив в это определение Еву, Джуди и Салли Прингшейм, то есть всех, на кого распространялся в эту минуту его гнев. Потом он сел за стол и перечел записку. – Я уезжаю, чтобы обо всем как следует подумать. – Черта с два. Подумать? Как будто эта тупая корова способна думать. Она будет страдать, пускать слюни по поводу его недостатков, доходя до экстаза от жалости к самой себе. Уилту казалось, что он слышит ее трескотню об этом треклятом управляющем банком, о том, что ей надо было выйти за него замуж, а не связывать свою жизнь с человеком, не способным добиться даже повышения по службе и который к тому же трахает надувных кукол в чужих ванных комнатах. А эта грязная потаскушка Салли Прингшейм будет ее подзуживать. Уилт взглянул на постскриптум. «Салли сказала, что в следующий раз, когда тебе захочется любви по-французски…» Господи! Можно подумать, что он тогда этого хотел. Но вот вам, пожалуйста, процесс сотворения миф. Совсем как тогда, когда болтали, что он влюблен в Бетти Крабтри, хотя все, что он сделал, так это подбросил ее домой после вечерних занятий. Вся семейная жизнь Уилта была чередованием подобных мифов, являющихся мощным оружием в арсенале Езы, которое можно было в любой момент достать и потрясти им в воздухе. А теперь в ее руках такое сильнодействующее средство устрашения, как кукла. Салли и любовь по-французски. Баланс взаимных обвинений, на котором держались" их взаимоотношения, резко нарушился. От Уилта потребуется большая изобретательность, чтобы восстановить его.
«Не забудь купить собаке еды». По крайней мере, ему оставили машину. Она стояла на стоянке. Уилт съездил в супермаркет, купил три банки собачьей еды. обед типа «вари-прямо-в-пакете» и бутылку джина. Хотелось напиться. Затем он отправился домой и сидел там, пока Клем ел свою еду, а пакет варился. Он налил хорошую порцию джина, добавил туда лимона и пошел бродить по дому. Все это время он помнил о свертке на столе, ждущем, когда он его развернет. И ведь он обязательно развернет. Из простого любопытства. Он это знал, и они это тоже знали. Когда в воскресенье вечером Ева придет домой, она первым делом спросит о кукле и о том, получил ли он удовольствие. Уилт налил себе еще джина и стал придумывать, как можно использовать куклу. Наверняка существовал какой-нибудь способ с ее помощью поквитаться с Евой.