Салли подарила ему улыбку.
– Не имеет значения. Не имеет значения. Ничего не имеет значения. Только ты и я и…
– Очень даже имеет значение, – огрызнулся Уилт. – Моя жена сказала, что у меня маленький. Вот я покажу этой глупой сучке, у кого маленький. Я покажу…
– Покажи мне. Генри, крошка. Я обожаю маленькие. Ну, иди сюда, скорей.
– Это неправда, – пробормотал Уилт.
– Тогда докажи, любовь моя, – сказала Салли, прижимаясь к нему.
– Не буду, – сказал Уилт и встал.
Салли перестала извиваться и взглянула на него.
– Ты просто боишься, – заявила она. – Ты просто боишься быть свободным.
– Свободным? Свободным? – закричал Уилт, пытаясь открыть дверь. – Быть запертым с чужой женой в комнате, это, по-вашему, свобода? Шутить изволите.
Салли опустила юбку и села.
– Не хочешь?
– Не хочу, – ответил Уилт.
– Может, ты стесняешься? Ты скажи. Я привыкла к стеснительным. Гаскелл тоже…
– Да нет же, – сказал Уилт. – И я не хочу ничего знать про Гаскелла.
– Ты хочешь минет? Хочешь, чтобы я сделала тебе минет? – Она встала с кровати и направилась к Уилту. Он дико посмотрел на нее.
– Не трогайте меня, – закричал он. – Я ничего от вас не хочу.
Салли остановилась, уставившись на него. Она больше не улыбалась.
– Почему? Потому что у тебя маленький? Поэтому?
Уилт отступил поближе к двери.
– Нет, не поэтому.
– Потому что у тебя не хватает мужества следовать своим инстинктам? Потому что ты психический девственник? Потому что ты не мужчина? Потому что ты не способен взять женщину, умеющую думать?
– Думать? – завопил Уилт, разобиженный пред положением, что он не мужчина. – Думать? Это вы-то думаете? Если хотите знать, я предпочту вам эту пластиковую механическую куклу. У нее в мизинце больше сексуальности, чем во всем вашем поганом теле. Когда мне будет нужна шлюха, я ее себе куплю.
– Ах ты, говнюк, – сказала Салли и изо всех сил толкнула его. Уилт полетел в сторону и столкнулся с боксерской грушей. Затем он поскользнулся на железной дороге и кубарем покатился по комнате. Когда он упал на пол у стены, Салли взяла куклу и наклонилась над ним.
В кухне Ева, покончив с фруктовым салатом, принялась варить кофе. Вечеринка была просто великолепной. Мистер Осева поведал ей все о своей работе в качестве младшего клерка по культурным делам в ЮНЕСКО и о том, насколько ему эта работа нравилась. Ее дважды мимоходом поцеловал сзади в шею доктор Шеймахер, а мужчина в набедренной повязке с ирландскими сырами прижался к ней куда плотнее, чем требовалось для того, чтобы достать кетчуп. И вокруг было так много ужасно умных людей, и все они так откровенно высказывались. Все было так изысканно. Она выпила еще чуточку и оглянулась, чтобы посмотреть, где Генри. Но Генри нигде не было видно.
– Вы не видели Генри? – спросила она раскрасневшуюся Салли, которая как раз вошла в кухню с бутылкой водки в руке.
– Когда я последний раз его видела, он сидел с какой-то куколкой, – ответила Салли, отправляя в; рот ложку фруктового салата. – Ах. Ева, дорогая моя, ты нечто особенное. – Ева зарумянилась.
– Надеюсь, ему весело. Генри не слишком хорош в смысле вечеринок.
– Ева, крошка, признайся. Генри не слишком хорош, и точка.
– Он просто… – начала Ева, но Салли перебила ее поцелуем.
– Ты для него слишком хороша, – сказала она, – поэтому мы должны найти для тебя кого-нибудь совершенно великолепного. – Пока Ева потягивала из своего стакана, Салли подошла к молодому человеку с копной волос, падающих на лоб, лежащему на диване с девушкой и сигаретой во рту.
– Кристофер, радость моя, – сказала она. – Собираюсь украсть тебя на минутку. Хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Пойди-ка на кухню и подсуетись к женщине с большими сиськами, в ужасной желтой пижаме.
– Господи, ну почему именно я?
– Свет мой, ты же знаешь, ты абсолютно неотразим. И ужасно сексуален. Для меня, крошка, для меня.
Кристофер слез с дивана и направился в кухню, а Салли растянулась рядом с девушкой.
– Кристофер просто душка, – сказал она.
– Он жиголо, – ответила девушка. – Мужчина-проститутка.
– Дорогая, – сказала Салли, – самое время нам, женщинам, поставить их на место.
На кухне Ева кончила разливать кофе. Она ощущала себя в приятном подпитии.
– Не надо, – сказала она поспешно.
– Почему?
– Я замужем.
– Так это хорошо.
– Да, но…
– Никаких но, ласточка.
– О!
Наверху, в комнате для игрушек. Уилт, медленно приходя в себя от воздействия на него объединенных усилий прингшеймовского пунша, водки, нимфоманиакальной хозяйки и угла шкафа, о который он, падая, ударился, – чувствовал, что с ним что-то здорово не так. И не только от того, что у него кружилась голова, на затылке была огромная шишка и вообще он был голый. У него было такое ощущение, будто нечто вроде мышеловки, с ее малосимпатичными атрибутами, или тисков, или голодной устрицы прочно ухватило его за то, что он доселе привык считать наиболее интимной частью своего тела. Уилт открыл глаза и увидел перед собой улыбающееся, слегка распухшее лицо. Он снова закрыл глаза, надеясь, что оно исчезнет, но, когда открыл их, лицо было все там же. Уилт сделал попытку сесть.