Уильям Шекспир. Гений и его эпоха

Глава 19 ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ

Вернемся все же в лондонский театр…

После отъезда Шекспира, естественно, возник вопрос, кто будет властвовать на сцене. Талант Бена Джонсона, наконец, полностью раскрылся, в нем видели истинного наследника Марло. В ранних комедиях его лирическое дарование находилось под спудом, в пьесах для придворного театра масок оно проявляется блестками безыскусного очарования. Теперь, в «Вольпоне» в 1606 году и в «Алхимике» в 1610 году, он сумел воссоздать величественность Марло в сатирах, действие которых не ограничивается современным Лондоном и в которых он выводит на сцену расцвеченные яркими красками, всегда злободневные образы мошенников и неувядающие образы простаков. Вольпона, старый лис из Венеции, притворяется, что он богат и в то же время находится при смерти. Его богатство состоит только из даров, которые он получает от людей, надеющихся стать его наследниками. Вот какую речь произносит этот «умирающий» на смертном одре:

Теряешь, Челия моя?
Нашла ты, вместо подлого супруга,
Достойного любовника, — владей
В тайне и радости. Смотри — ты здесь
Царица и не только в упованьи,
Чем всех кормлю, — на троне и в венце.
Вот шнур жемчужин; каждая восточней
Уборов славной королевы Нила:
Пей, растворя. Смотри сюда — карбункул,
Который ослепит глаза Сан-Марко;
Алмаз, достойный Лоллы Паулины,
Когда предстала, как звезда, в камнях,
Из них же каждый — стоимость провинций:
Надень, носи, теряй. У нас довольно
Вернуть и их, и все, что видишь здесь[63].

Обстоятельства, предшествующие этой сцене, омерзительны, так как муж Челии передал свою жену Вольпоне во временное пользование, но, слушая эти поэтические строки, забываешь о них. Точно так же делал и Марло: он вкладывал великолепные лирические строки в уста, которые не достойны их, но негодяи Марло были великими грешниками, титанами зла, в то время как герои Бена — просто люди с низменными наклонностями. Как сэр Эпикур Маммон в «Алхимике», который мечтает превратить в золото все, что можно, и вести барочную жизнь сибарита, потакая своим желаниям:

Последний грум мой будет кушать семгу,
Фазанов, куропаток и миног.
Что до меня, то я предпочитаю
Салат из нитей рыбы — усача,
Грибы на масле и к поре закланья
Отекшие и сальные сосцы
Свиньи, с приправой. Для поднятья кухни
Я повару скажу: «Вот деньги. Трать», —
И — с Богом. — Жалую тебе дворянство[64].

Наше восхищение зрелым искусством Джонсона всегда сдерживается ощущением никчемности его героев: их нравственной недостаточности, их неадекватности на звание героев серьезной литературы. Все вышесказанное еще в большей степени приложимо к творениям Марло, но абсурдно говорить о Тамерлане или Варавве как о никчемных или морально несостоятельных героях. Они пребывают на столь высоком уровне злодейства, что для их осуждения требуются доводы теологов, а не отдельного моралиста. Величественные термины абсолютного добра и зла, похоже, исчезают из английской драмы. Хотя Бен покажет ад в пьесе «Черт глуп, как осел», но по своей тональности она напоминает просто собрание анекдотов, рассказанных в курилке. Дни «Доктора Фауста» миновали.

63

Перевод И. Аксенова.

64

Перевод Б. Пастернака.