Шекспир прекрасно понимал, что мир расширяется. Отголоски о красоте новых земель слышатся в «Буре». Работая над «Гамлетом», он, возможно, вспоминал «Новый и подробный отчет о путешествиях сэра Энтони Шерли» Уильяма Парри, отчет о настоящих чудесах, которые он увидел в своих путешествиях, а не те лживые рассказы не видевших моря моряков о людях с тремя головами и говорящих рыбах, которые лазают по деревьям. Парри рассказывал о «сверкающих и прозрачных небесах, пологом накрывающих землю», и Гамлет говорит об «этом несравненнейшем пологе, воздухе… этой великолепно раскинутой тверди, этой величественной кровле, выложенной золотым огнем». Для Парри чудеса, скрытые под этим пологом и ожидающие своих первооткрывателей, были важнее тех небес, которых все еще искали люди. Гамлет знал это, однако во многом этот новый, любознательный, пытливый представитель поколения, человек Ренессанса, стал примером чего-то странного, необычного, так как он еще весь во власти страшных видений.
Интересовался ли сам Шекспир загробной жизнью, о которой рассказывали ему каждое воскресенье проповедники? Для таких людей, как актеры и драматурги, которые шли по дурной дороге, она не сулила ничего, кроме адского пламени и вечной ночи, если только не вмешается безграничное милосердие Божье. Судя по написанному им, Уилл, в отличие от Марло, не был подвержен влиянию реликтовых чар религии. В XVIII веке существовало предание, что он «умер католиком». Это так же похоже на правду, как и то, что он умер безразличным к религии англиканцем. Но в какой бы вере он ни умер, никто не поверит, что в свои последние праздные годы он всерьез занялся изучением постулатов той или иной веры. Его произведения являются продуктом христианской культуры, но в этой культуре, благодаря ее тесной взаимосвязи с античным Римом, были сильны языческие элементы. Стихи Катулла в переводе Бена Джонсона и «трибы» поэтов, отцом которых он был, подробно задерживаясь на описании бесконечной ночи, приход которой неизбежен, полны наслаждения коротким залитым солнцем отрезком времени, который дает столько поводов для радости. У Шекспира был свой короткий отрезок времени, и, когда выпадал безоблачный день, он готовился к пасмурному.
Каждый дворянин был обязан составить завещание, и Уилл отнесся к этому долгу серьезно. Нам не дано знать, предчувствовал ли он приближение смерти, но в январе 1616 года — за два месяца до этого события — он составил свое первое завещание. Свои пьесы он писал сразу набело, без набросков, но этот документ был важнее пьесы. И между первой и окончательной редакцией его завещания случились определенные события, которые заставили его внести в завещание серьезные изменения. Все происшедшее имело непосредственное отношение к его дочери Джудит.
В приходской книге Стратфорда есть такая запись: «1616, фев. 10, М. Томас Куини сочетался браком с Джудит Шекспир». Итак, в возрасте тридцати одного года Джудит, наконец, вышла замуж. Ее суженому было двадцать семь. Его имя обычно произносят как Куини; это имя было хорошо известно в Стратфорде и Шекспирам. Ричард Куини, отец Томаса, был соседом и другом поэта: порядочный, трезвый мужчина, не слишком хорошо обеспеченный. Он был виноторговцем и дважды мэром городка — в 1592-м и 1603 годах. В 1598 году он приезжал в Лондон, останавливался в гостинице «Колокол» на Картер-Лейн, и там он написал единственное сохранившееся письмо с просьбой о вспомоществовании своему более преуспевающему приятелю-горожанину. Он просил дать ему взаймы тридцать фунтов, чтобы «выбраться из всех долгов, которые я сделал в Лондоне». Он получил деньги, но Уилл остался верен себе и, конечно, заставил его вернуть долг. Ричард Куини умер в 1602 году, оставив свою винную торговлю на попечении вдовы, которой помогал ее сын Томас. Томас взял в аренду таверну, удобный рынок сбыта для вина, которое поступало все оттуда же, из Лондона или Бристоля, и, став хозяином таверны, решил, что настало время обзавестись женой. Он выбрал Джудит Шекспир.
Едва ли о браке с владельцем таверны мечтал Шекспир для своей младшей дочери, особенно в том виде, как он совершался: с той же подозрительной торопливостью, как у него самого. Торопливость подтверждается тем фактом, что для заключения брака в феврале требовалось специальное разрешение. Специальное разрешение, которого в давно прошедшие годы добились для Уилла и Энн, было добыто в установленном порядке и от надлежащего лица — епископа Вустера. Но Томас Куини получил свое разрешение от стратфордского викария, и, очевидно, это было таким грубым нарушением правил, что он (а не викарий, что было бы естественнее) был вызван в церковный суд в Вустер. Томас отказался явиться или забыл и был оштрафован и отлучен от церкви. Не очень хорошее начало для освященного церковью супружества.