Первые игральные карты появились в Восточной Азии. В Китае и Корее карты упоминались примерно в XII веке. Существуют также и более ранние упоминания игры, в которой использовались продолговатые листы — они относятся к периоду правления в девятом веке династии Тянь (618—907 гг.) До появления бумажных карт китайцы и японцы использовали плоские продолговатые таблички из дерева, бамбука или даже из слоновой кости. Распространяясь в разных культурах, колоды принимали различные формы и вид. В Индии играли круглыми картами, которые назывались «ганджифа».
О том, как карты попали в Европу, нет точных данных. Предполагается, что путь распространения игральных карт был следующим: Китай — Индия — Персия — Египет — Европа. Долгое время «импорт» через арабские страны, как и участие мусульман в развитии карточных игр, отрицали. Однако позже было установлено, что последователи ислама не только играли в карточные игры, но и создали собственную колоду. Собственно, арабы (а точнее, арабские купцы и моряки), как правило, являлись обычными посредниками заимствований из Китая. Карты мамлюков во многом напоминали Таро: 56 младших арканов и 22 старших козыря делились на 4 масти — Мечи, Посохи, Кубки и Пентакли (также известные как Диски и Монеты). Запрет Корана на изображение людей мамлюки соблюдали, и поэтому на карты наносились, только строгие геометрические орнаменты — арабески.
Первые упоминания игральных карт на территории Европы относятся к XIV столетию. Существует запись в хронике города Берн от 1367 года, сообщающая о запрете карт. В 1370 году появилось слово «naipes» (игральные карты) в испанской книжке со стихами. С 1377 учащаются упоминания карт (чаще всего в связи с запретами). Самый обширный рассказ появился в том году из-под пера монаха в городе Фрейбург. Уже в середине XVI века английские аристократы не смущаются присутствием на парадном портрете игральных карт, об этом свидетельствует картина Мастера графини Уорик: «Портрет Эдварда Виндзора, 3-го барона Виндзора, его жены, Кэтрин де Вер, и их семьи», относящаяся к 1568 году. Считается, что каждая фигура в картах представляет определённого исторического персонажа.
Но вернёмся обратно, к семантическому анализу сонета 128.
В строке 5, автор сонета, конкретно намекает на придворных «валетов», которым он завидует, что «ловко прыгают, как невзначай» вокруг тёмной леди. С другой стороны, речь идёт о её «сладких» пальчиках, что подтверждает строка 6: «целую нежную твою руку ласково — внутри».
— Является ли, написанное в строке 6, плодом фантазии барда?
— Скорее всего, нет!
Что доказывает содержание сонет 151, что Шекспир одержим флиртом с тёмной леди. Это объясняет, широкое применение бардом жаргонных слов и двусмысленных намёков, которыми изобилует не только сонет 128, но и остальные сонеты всей серии «Тёмная Леди».
«В то время, как моим жалким губам, которым собрать нужно
От дерзновенья древесины, с тобой остановились стыдливые они» (128, 7-8).
В строке 7, бард более расширено развивает тему «поцелуя внутри» руки, в ладошку тёмной леди: «моим жалким губам, которым собрать нужно урожай», где аллегорически тропится «собрать урожай» адюльтера. Но в строке 8, автор детализирует описание процесса, чересчур двусмысленно «от дерзновенья древесины, с тобой остановились стыдливые они», это конечно же пальчики. Что подразумевает бард под «дерзновеньем древесины», не составляет труда догадаться, продолжая читать строку 9-ть.
«Чтобы их, так щекотали, меняли своё положение на ней
Как в ситуации этих пляшущих клавиш, и сугубо» (128, 9-10).
Обозначая рамки любовной игры в строке 9, повествующий бард, выкладывает подробности, которые точно не являются плодом воображения: «чтобы их так щекотали, меняли своё положение на ней». Сравнительная метафора в строке 10, даёт подтверждение, в фразе «dancing chips» о метафорическом сравнении игры не вёрджинеле с любовной игрой и игрой карты, где использовались фишки «chips». Само слово «сугубо», применяется в конце строки и обозначает «в особенности», в данном случает применён, как вспомогательное слово оборота речи.