“Да, вашим ногам не позавидуешь, - разглядел я ее ступни, черные от въевшейся грязи местами вперемешку с уже запекшейся кровью. - Небось, живого места на них нет, и наверняка отморожены. Зима - не лучшее время ходить босиком. Но не беда, - придумал я, разматывая с себя шарф, - сейчас обернем их потеплее... Станет полегче...”
“Мои ноги?.. - непонимающе усмехнулась она сквозь боль. - Как будто им привыкать! Не первый год, чай, по земле ступают, чтобы колючки и снег казались в новинку. И еще б столько же протопали, будь дело только в них. Это лес... Я ведь знала, он нас не выпустит. Хотя, теперь уже все равно. Было ли из чего выбирать? Там еще хуже... А тут... Просто он, попробовав моей крови, решил выпить ее всю. И, кажется, у него получилось...” - она снова попыталась натянуть платье пониже, но вышло неловко. Гнилая ткань затрещала, в образовавшуюся дыру нечаянно высунулась худая голая коленка, повыше которой, с внутренней стороны, я успел заметить красные струйки, сбегающие по бледной коже.
“Вот оно что, - догадался я. - Дела куда серьезней, чем можно было подумать. Но и тут удивляться, увы, нечему. На вид она слишком юна, да так оно, скорее всего, и есть на самом деле. А обстоятельства - жуткие и нелепые, глупо даже надеяться, что все могло пройти благополучно. Ребенок сумел явиться на свет, но вот у молодой матери роды вызвали кровотечение, которое до сих пор не прекратилось, и неизвестно как его остановить...”
“Вам холодно? - беспомощно промямлил я, не в силах видеть, как жизнь и тепло уходят из нее. - Сейчас что-нибудь придумаем. А пока, разведу-ка я костер. Погреетесь хотя бы...”
“Костер?! Нет! - воскликнула она, испуганно озираясь по сторонам. - Здесь нельзя. Уходите! Скорее!”
“Без вас я не уйду, только вместе! Даже если нет сил подняться, вы вдвоем выглядите настолько легкими, что не составит труда донести вас с ребенком до берега на руках в один прием, а там - лодка, и мы в безопасности...”
“Нет, - слабеющим, но твердым голосом сказала она. - Я, кажется, начинаю понимать... Какая дура! Думала, будто их провела... А ведь от них так просто не убегают... Они все нарочно подстроили, чтобы я показала им дорогу - вдруг получится? Если я оказалась здесь, и они могут явиться следом... И к вам они придут. От них не спастись! Так что оставьте нас и уходите один”.
“Раз вы отказываетесь от собственного спасения, так пожалейте хотя бы малыша! - не выдержал я. - Неужто вы готовы пожертвовать жизнью, которая едва началась? И, между прочим, могла бы продолжаться, долго и счастливо...”
Она снова задумалась. И мне показалось, что появляется надежда все-таки уговорить ее.
“Давайте сюда ребеночка, - сказал я, торопливо снимая с себя меховую куртку. - Он у вас совершенно озяб”.
Я буквально вырвал дитя из ее ослабевших рук, и они безвольно упали на припорошенную снегом землю. Жизнь постепенно, по каплям, покидала несчастную беглянку, и, явно, было уже слишком поздно, чтобы как-то помочь и повернуть вспять это медленное, но необратимое течение. А лес: холодная земля, покрытая корнями; голые деревья, заслоняющие ветвями свет от мутного неба - словно высасывали из нее последние остатки живого тепла.
“Теперь ступайте, - прошептала она. - Они не видели мою дочь. Она еще не успела побывать у них в руках... Вдруг она, и правда, пока не в их власти. Зная, что я не выбралась, они вряд ли станут меня искать. Зачем, когда и так все со мной ясно. А о ее судьбе, может, и не догадаются. Если, конечно, все сложится хорошо... Бегите как можно дальше отсюда. Туда, где об этих местах никогда не слышали. И сами забудьте... Поторопитесь и прощайте...”
“Хорошо. Скажите хоть: кто вы и откуда. Как рассказать о вас девочке, когда она подрастет и спросит: где ее мать. Рано или поздно, но этого вопроса ей не миновать”.
“Никак не говорите. Ей незачем знать. И сами об этом не думайте”.
“А имя? - спохватился я. - Как имя вашей малышки?”
“Имя? Зачем оно ей?”
“Но как-то же вы хотели ее назвать?”
“Назвать?.. Как ее можно назвать... Крысоедкой, какой была я, пока не попала к стражникам?.. Хотя... - последней искоркой в надвигающемся мраке мелькнуло у нее какое-то далекое, видимо, из совсем раннего детства, воспоминание. - Очень давно у меня, вроде, было имя... Дженни - кажется, так меня звали. Вы правы, пусть и у нее будет имя...”
“Запомнила? Теперь ты Дженни”, - сказал я девочке, медленно согревающейся в моей куртке, а когда поднял глаза на ее юную мать, та уже не дышала, побелевшие руки слились с заснеженной землей, и на волосах и ресницах снежинки больше не таяли.
Я переправился на другой берег, и, пристроив временно девочку у добрых людей, следующим утром вернулся туда, прихватив необходимый инструмент. Не мог же я оставить тело на растерзание зверям. Странно, но за это время никто его не тронул, только снегом припорошило. Я вырыл могилу чуть повыше от того места, где земля была посуше, на кусочке, свободном от корней, и, укладывая туда труп, случайно сдвинул волосы с мертвого лица. Стало понятно, почему она все время его прятала. Довольно красивое даже после смерти, оно еще при жизни было обезображено выжженным на лбу отвратительным знаком. Многое за свою жизнь повидавший, я невольно отвернулся, не в силах смотреть на такое. Позже себя корил, что не сумел запомнить ее лицо. Вот и все, что я о ней знал. Теперь и вы знаете.